Физика и музыка

Улучшается ли скрипка от многолетней игры на ней? Согласного ответа на такой вопрос пока не существует. Как уверяют многие, никакого изменения звука от этого не происходит. Скверная скрипка останется скверной, сколько на ней ни играй — заявляют противники обыгрывания и приводят в пример тысячи рядовых оркестровых и учебных инструментов, которые звучали заведомо больше итальянских, но остались плохими. Другие инструментоведы возражают. Во время игры, говорят они, скрипка работает, части ее взаимодействуют, и это не проходит бесследно. Очень может быть, что «свежие» инструменты Страдивари звучали «у уха» так же, как новенькие фабричные экспериментальные. Ведь все на свете устает, стареет. Если плохой инструмент не улучшится от этого, то хороший может стать еще лучше.

Янковский задумал решить спор опытом — искусственно «обыграть» одну из удачных экспериментальных скрипок и проследить, как будет меняться при этом акустический спектр ее резонатора. Искусственное обыгрывание он хочет проделать чрезвычайно ускоренно — либо на каком-нибудь вибрационном приспособлении, либо с помощью «механического смычка», либо путем воздействия ультразвуком. Метод еще не выбран. Кто знает, быть может, «преждевременно состарить» скрипку удастся даже радиоактивным облучением. Янковский уже пытается улучшить этим способом древесину.

Работы впереди масса. Есть надежда сменить даже материал скрипки: вместо старинных ели да клена придумать какую-то особую волокнистую пластмассу — легкую, упругую прочную, наделенную рекордными акустическими свойствами исключительно равномерную, свободную от всякого рода «сучков» и «задоринок», чрезвычайно удобную для обработки. ЕЩЕ до войны академик Андреев начал экспериментировать в этом направлении.

...Видимо, недалек день, когда великолепные скрипки, виолончели, гитары, будут вытачиваться на станках-автоматах, а может быть... просто штамповаться, как портсигары и мыльницы. И не одни лишь прославленные, знаменитейшие! солисты, но и каждый оркестрант, каждый ученик музыкальной школы получит инструмент, которым сто лет назад восхитился бы сам Паганини.

Удивительно? Нет, в наш век — вполне закономерно.

ГЛАВА 4

ГОЛОС НА АНАЛИЗЕ

Как вы думаете, на каком экспериментальном фундаменте лежат успехи акустиков, овладевающих трудной тайной творения скрипки? В чем основа их работы?

Внимательный читатель ответит сразу. Главное тут в мастерстве физического анализа звука.

Умение анализировать звук всесторонне развилось в наши дни. То самое «разъятие» звука, «как труп», которым, как уверял Пушкин, кичливо хвастался Сальери, то самое расчленение звука в спектр обертонов, которое действительно совершил в свое время Гельмгольц, стало сегодня важнейшим оружием музыкальной науки.

Аппараты, преобразующие трубный глас и струнный звон в столбики светящихся диаграмм, трудятся в лабораториях множества музыкальных фабрик. Они помогают совершенствовать пианино на подмосковной фабрике «Заря», где разворачивает исследования известный знаток фортепьяно Николай Андреевич Дьяконов. Вы увидите их на Ленинградской фабрике имени Луначарского — родине гитар, балалаек, домр и неплохих отечественных арф.

А в акустической лаборатории Московской консерватории анализируется приборами даже человеческий голос. Среди консерваторских студентов-вокалистов бытует странно звучащее выражение: «Сдать голос на анализ».

Пожалуй, тут нет ничего неожиданного. Человеческий голосовой аппарат во многом похож на обычные музыкальные инструменты. Есть в нем и вибраторы — упругие мышечные связки, вибрирующие со звуковой частотой, есть и резонаторы — полости гортани и рта. Словом, голос певца и по источникам и по признакам своим подпадает под категорию музыкального звука и, стало быть, доступен акустическим исследованиям. Они здесь, впрочем, весьма своеобразны.

ЗВУКОВАЯ РЕЗИНА

Вы входите в лабораторию и сначала не замечаете ничего музыкального. Пахнет канифолью (не смычковой, а паяльной), лаборанты склонились над столами с электрооборудованием, на черной доске выведены мелком какие-то формулы. Такую картину можно встретить на любом радиозаводе или в научно-исследовательском институте.

Но если на вид лаборатория не слишком музыкальна, то звуки, раздающиеся в ней, вполне соответствуют консерваторским традициям. Одна из комнат обита мягкой драпировкой. Она служит студией — местом, откуда черпается материал для исследований. То и дело там рокочет бас, воркует тенор, раздаются рулады сопрано. Певцы отдают свои голоса на растерзание ученым.

Вот молодая студентка, имя которой мы, быть может, скоро прочтем на афишах, поет ариозо Лебедя из «Сказки о царе Салтане». Голос превосходный. Девушку внимательно слушает руководитель лаборатории Дмитрий Дмитриевич Юрченко. Ариозо закончено. Певицу просят взять один длинный звук. Включен микрофон. Звук записывается на магнитную пленку.

— А теперь послушайте, что вы спели, — говорит Юрченко, давая знак лаборанту включить магнитофон на воспроизведение.