Перед глазами все немного плывет, видимо ром добрался до моего мозга. Мне становится жарко, и я пытаюсь сбросить с плеча цепкую ладонь, но делаю это не слишком уверенно. Чувствую себя как муха, которая увязла в паутине и сразу же сдалась.
Вдруг Глеб рывком поднимается со своего места и в два счета оказывается около нас.
– Яна, пойдем, – рычит он.
Я вжимаю голову в плечи:
– В смысле?
– Она хочет остаться, братан.
Вместо ответа Янковский берет меня за запястье, но я отдергиваю руку и, сама не зная почему, с вызовом говорю:
– Никуда я не пойду.
Голубые глаза недобро сужаются:
– Нет, ты не поняла. Ты уходишь сейчас со мной, – и он с нажимом добавляет, – душа моя.
Внутри все неприятно замирает. Я снова вспоминаю, что Глеб знает мою постыдную тайну, и именно благодаря позорным рисункам и признаниям я здесь. Тогда я позволяю снова взять себя за руку и послушно поднимаюсь.
– Но моя куртка, – бормочу тихо.
– Я принесу.
– Я обещала проводить Оливку.
– Ян проводит. Ян! Проводишь Настю до дома?
Барышев короткое мгновение вглядывается в лицо друга, а потом с готовностью кивает.
Глеб накидывает мне на плечи куртку и подталкивает к выходу.
– Да в чем дело? – никак не могу понять я.
– Уже поздно, – отрезает он.
Парень берет меня под руку, и мы поспешно спускаемся с крыльца бара. Внизу я поскальзываюсь, но он только крепче вцепляется в мой локоть.
Какое-то время мы идем молча и, скосив глаза, я смотрю на облачка пара от возмущенного шумного дыхания Глеба.
– Слушай, – я высвобождаюсь из его рук, и мы останавливаемся посреди улицы, – не знаю, что там между вами, но я не хочу участвовать в ваших соревнованиях.
– Ты про волейбол?
– Нет, я про то, как вы с Вадосом причинными местами меритесь.
– Ничем я не мерюсь, – бурчит Глеб.
– Ну а что тогда это было?
– А зачем ты это делала?
– Господи, что?! – совсем теряю нить разговора я.
– Сидела с ним в обнимку.
– Глеб, ты совсем сумасшедший?
Он замолкает и устало трет переносицу.
Кажется, что уже жалеет о своей эмоциональной вспышке. Мне становится понятно, что Янковский просто вспылил, но вот выбираться из этой ситуации придется мне.
– Послушай, – мягко говорю я, – это вышло случайно, ваш Вадим полный придурок, и я даже за миллион долларов по своей воле с ним не стала бы общаться.
– А за два? – наконец улыбается Глеб.
– Ну, два – это совсем другое дело!
Я делаю вид, что думаю, и он шутливо толкает меня в плечо. Напряжение уходит из его взгляда.
– Тогда идем? Ты все еще хочешь меня проводить?
Парень оглядывается и как будто только замечает, что мы все еще стоим посреди улицы.
– Идем, конечно.
Мы молчим, провожая взглядами редкие машины. Глеб нервно поправляет волосы и первым нарушает тишину:
– Ян, просто я его знаю. С ним правда лучше не связываться.
– Хорошо, – отвечаю спокойно, – но я не маленькая, и не надо меня вот так забирать. Как нашкодившего кота.
Мы снова молчим, и слышно только хруст снега под ногами. Хрум-хрум. Хрум-хрум. Как будто наши ноги жуют снег, с треском его откусывая.
Я улыбаюсь от очередного своего глупого сравнения и прячу лицо в воротник куртки. Мне удивительно хорошо идти вот так, рядом с Глебом. Особенно когда он не похож на закипающий чайник, а шагает притихший и задумчивый.
Я смотрю на часы
22:40
Достаю телефон и пишу Оливке сообщение
Ты в порядке? Тебя проводят?
– Кому строчишь? – угрюмо интересуется Глеб.
– Насте. Ты сегодня совсем не в настроении? Выиграли же, а ты что-то не в себе.
Разговаривать с Глебом намного проще, чем обычно, несмотря на его настроение. Подозреваю, что это из-за рома, который я случайно украла у Попова. Чувствую, как будто я плыву в клубах сладкой ваты.
Вместо ответа он хмурится и качает головой. А мне дико хочется его растормошить.
– Стой! – говорю, разворачивая его за локоть. – Что это?!
– Что? – растерянно отзывается Глеб.
Я хватаю его за нос и кричу:
– Твоя совесть, Янковский!
У него такой потерянный вид, что я смеюсь как сумасшедшая и отбегаю на несколько метров вперед.
Пара секунд, и он принимает правила игры. Его лицо светлеет, губы трогает легкая улыбка. Он срывается с места и бежит за мной. Я визжу, поскальзываюсь, успеваю сделать несколько шагов, но он хватает меня за талию и валит в ближайший сугроб.
Мы боремся, и скоро я беспомощно замираю. Глеб сидит на мне верхом и держит мои руки.
Смех застывает на его красивых полных губах, а голубые глаза жадно шарят по моему лицу.
Меня парализует.
Да, это точно стокгольмский синдром. Или?..
Над головой Янковского звездное небо удивительно ясное. На секунду я залипаю на ярких точках, но потом перевожу взгляд на его лицо.
Он очень красивый. Свет фонаря подсвечивает скулы и упрямый подбородок.