Вадим разражается неприятным каркающим смехом. Зрелище отвратительное. Но когда я вижу его щербатый рот, не могу сдержаться от улыбки.
– И чем ты докажешь свою попытку?
– Твою попытку, – поправляет Петрова.
– Да что я сделал? Штанишки стянул? Потрогал немного, где не следует? Не смеши меня. Нос мой видишь? Тут ничего объяснять не придется. А ты можешь сказки сколько угодно рассказывать. Кто тебе поверит?
– Ты такой жалкий, Вадим, – твердо говорит Яна.
– А ты такая скучная, Яна. Я бы научил тебя веселиться, если бы твой пес сюда не ворвался.
Я дергаюсь, но Петрова больно сжимает мои пальцы.
– А для тебя весело, если девушка не согласна с тобой спать?
– Я это просто обожаю, – Вадос улыбается и сплевывает кровь на линялый ковер, – как ты пищала, как отбивалась, просто прелесть. А теперь я вынужден откланяться, господа, мне пора писать на вас заявление.
Он начинает подниматься, но тут Яна говорит:
– Может, тогда это с собой прихватишь?
Она достает из-за спины мой телефон, нажимает на экран, и мы все слышим голос Першина «Да что я сделал? Штанишки стянул?».
Вадим бледнеет в секунду. Его лицо искажает гримаса бессильной злобы, он собирается сделать шаг в нашу сторону, но парни реагируют мгновенно. Ян соскакивает со столика, Кузнецов и Кудинов встают перед ним плечом к плечу. А Попов вдруг упирается ладонями в колени и начинает хохотать. Он смеется так самозабвенно, что напряжение куда-то отступает.
– Какой же ты дебил, – сквозь слезы выдавливает Миша, и его скручивает новая волна смеха.
Вадос вцепляется себе в волосы, обводит нас ненавидящим взглядом и выскакивает за дверь, крепко приложив ее об косяк.
– А зубы? – хохочет Попов. – Вы видели?
Первой прыскает Яна. Потом не выдерживаю я. И вот мы все охвачены нервным смехом.
– Интересно, – сдавленно говорит Барышев, бессильно хихикая, – это тот же зуб, что ему ломал Глеб в прошлый раз? Или это… или это… Или это новы-ы-ый?
В конце фразы он срывается и начинает даже как-то подвывать.
Я хохочу так, что не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Рядом трясется Яна. Но уже не от шока и отвращения, а от приступа неуместного смеха. И это больше, чем я мог бы желать.
Когда через десять минут мы выходим на улицу, Света и Оливка вскакивают с лавки у подъезда и бросаются к Яне. Девчонки заплаканные, но на лицах отчетливо читается облегчение. Они обнимаются, а потом Яна решительно отодвигает их в сторону, делает пару шагов, склоняется над ближайшим кустом, и ее рвет.
Я сжимаю зубы и снова думаю о том, что ей пришлось пережить. Кто-то сказал бы, что мы успели вовремя, но я так не думаю. Я должен был быть там раньше. Чтобы этот ублюдок Вадос и пальцем еще ее не тронул. Я не должен был вообще допустить эту ситуацию. Мне кажется, я никогда не смогу себя простить.
Я подхожу к своей девочке, глажу ее по спине, пока Оливка с другой стороны убирает ей волосы от лица, собирая их в хвост.
Говорю тихо:
– Сейчас станет полегче, маленькая моя, потерпи чуть-чуть.
Наконец Яна выпрямляется, прикладывает к губам платок, который ей дала Света, и обессиленно прислоняется ко мне.
– Отведите меня домой.
Глава 36
Домой я поднимаюсь с Оливкой и Глебом, остальные прощаются со мной у подъезда. Честно говоря, я даже не знаю, сколько сейчас времени. Когда мама открывает дверь, я понимаю, что она сильно волновалась.
– Януся! – она раскрывает руки.
Против воли, неожиданно даже для себя, я всхлипываю:
– Мамочка.
Она заключает меня в свои мягкие объятия, и я плачу, уткнувшись в ее грудь. Слышу, что выходит папа и говорит:
– На пару слов.
Наверное, это он Янковскому. Потому что сама я жмусь к маминой груди и ничего не вижу. Но слышу шаги, а потом кухонная дверь закрывается, и оттуда раздаются голоса двух главных мужчин в моей жизни. По крайней мере, на данный момент.
Чувствую, как мне на спину ложится узкая ладонь Насти, и моя добрая мамочка прижимает ее к себе тоже. Какое-то время так и стоим, напитываясь родительским теплом.
– Хочешь в душ? – спрашивает мама чуть позже.
Я киваю.
И она ведет меня в ванную, там бережно раздевает, помогает перебраться через бортик. Я сажусь, и она поливает меня из душа теплой водой. Моет волосы, нежно массируя голову. Я чувствую себя как в далеком детстве. Когда мама была единственной тихой гаванью, безопасным местом, любящим сердцем, всем миром. Кажется, я плачу, но вода смывает все: и слезы, и весь сегодняшний день. Потом мама заворачивает меня в большое полотенце и ведет в спальню. Усаживает на диван, достает большую футболку, которую папе дарили на какой-то праздник на работе. Я послушно поднимаю руки вверх. Она одевает меня и укладывает в постель. Я чувствую какое-то движение в ногах и, приподняв голову, вижу, что это Оливка пристраивается на моей постели калачиком.
– Как вы меня нашли? – бормочу, как в бреду.
– Дебил Эдик выложил видео с тусовки, мы немного пошерстили соцсети и узнали, что это за квартира. Точнее, где находится дом. А дальше уже пошли на звук.
Настя кладет голову мне на колени. Хочу сказать, чтобы она легла нормально или шла домой, но вокруг как будто кто-то выключает весь свет.