Физики о физиках

Однако такой подход не только не исключал ответственности Лебедева перед учениками, наоборот, Петр Николаевич очень вдумчиво относился к их воспитанию, к их научным интересам. Он много размышлял, как ими руководить, как их воспитывать. И не только размышлял, конечно, но и действовал. Даже находясь за границей на лечении, он вникал во все подробности работы своих питомцев, посылал им длинные инструкции. Вот, например, какое послание получил студент Альтберг. Сначала сверхподробно, с мельчайшими деталями написано, что и как надо сделать, причем для большей убедительности самое важное Лебедев подчеркивает одной, а то и двумя чертами. Потом он переходит к субъективным качествам адресата: «Вы хорошо и с энергией работаете, покуда все идет как по маслу, но достаточно какой-нибудь заминки, чтобы у Вас опустились руки, — этот недостаток лежит в Вашей неопытности: работ, идущих без заминки, не существует, к этому надо всегда быть готовым и относиться к ним спокойно. Теперь у Вас принципиальных затруднений нет; есть полная уверенность, что Вы сможете закончить работу. Теперь все сводится к тому, чтобы возможно получше ее закончить, а в этом направлении пределов нет; надо поэтому задаться наперед известной границей».

Дальше Лебедев дает совет, как писать статью, и кончает напутствием: «В то время, когда будете экспериментировать, т. е. до масленой, постоянно думайте только о Вашей работе, не занимайтесь подготовкой к экзаменам: только сосредоточив все свои мысли на работе, Вы сможете достигнуть максимума того, что лежит в Ваших силах».

Инструктировал он и Петра Петровича Лазарева, которого считал главным своим помощником. На этот раз речь шла о том, как учить, а не о том, как учиться: «Давая тему начинающему, то есть взявшись за формирование будущего ученого, мы должны совершенно ясно себе представить и свою нравственную ответственность перед данным лицом. Искалечить такого начинающего нет ничего легче: дать ему интересную тему, но такую, которая ведет к ряду неожиданных промежуточных трудностей, — он затянется на деталях, проработает больше известного срока, на опыте разочаруется — и дело готово. Поэтому начинающему Вы имеете нравственное право давать только такую задачу, вполне определенный и достижимый результат которой Вы, безусловно, можете гарантировать».

Ученики платили Лебедеву преданностью. Ему прощали и чрезмерную, как им казалось, требовательность, и резкость, и несдержанность.

«Пусть учитель иногда резок, может быть, даже несправедлив к начинающему ученому, но все мы, видя эту бесконечную любовь учителя к делу своих учеников, видя, как учитель в трудную минуту приходит на помощь, видя, как учитель снисходителен в том случае, когда ученика постигает действительная неудача, — мы не замечаем его резкости и готовы идти за учителем, какой бы путь он ни избрал», — так писал через много лет ученик его В. Д. Зёрнов.

И вот теперь эти молодые люди также готовы идти за ним, «какой бы путь он ни избрал». А избрал он единственно возможный для него путь, и это был путь потерь.

Если раньше он чувствовал себя ответственным за то, как и чему он будет их учить, то теперь его мучил вопрос: где их учить?

И где он сам будет вести свои работы, свои исследования? Откуда возьмет силы, чтобы организовывать все сначала?

Хотя главное дело жизни было завершено, но впереди лежала новая привлекавшая его область физики, к которой он только подступался. Здесь трудностей тоже было без счета. Удастся ли их преодолеть? А если не сможет, не успеет он сам, то кто же сможет?..

Подобно измерению светового давления, новое исследование было тоже предпринято не без мысли об астрономии. Лебедев хотел обнаружить связь между вращением небесных тел и возникновением вокруг них магнитного поля. Как мы знаем, только сейчас, вооруженные современной техникой, в первую очередь искусственными спутниками, физики и астрономы разрешают вопрос о существовании магнитных полей у ближайших к нам планет.

У Лебедева по этому поводу были свои соображения, собственные идеи. Неизвестно, как бы он разрешил эту задачу и возможно ли было решить ее на том уровне техники эксперимента. Неизвестно потому, что дальше начала Лебедев продвинуться не успел.

Вероятно, драма Лебедева не только в том, что уход из университета подорвал последние силы, что творческий путь подходил к концу. Горько ему было и от сознания, что нет рядом никого, кто мог бы продолжить его работу на уровне, мало-мальски близком к его собственному. Может быть, впрямую он так не говорил, но по отдельным словам, брошенным то одному, то другому, этого нельзя было не почувствовать.