В России же, даже Советской, была жива и продолжает жить проблематика, связанная с евангелиями, окрашенная ими. Христос, Понтий Пилат, Иуда Искариот — вот имена, к которым неоднократно обращались как художники, так и писатели (Александр Иванов, Крамской, Н.Н.Ге, Бакст, Леонид Андреев, Михаил Булгаков).
Но ведь и Лафатер написал огромное произведение, заглавие которого начинается со слов “Понтий Пилат”, ведь и Лафатер считал “страсти Христовы” самой потрясающей драмой из всех, когда-либо написанных, и именно Лафатера занимал образ Иуды, анализируя который швейцарский физиогномист делает это почти с позиций Леонида Андреева.
Культурные параллели налицо. Уже одно это вселяет надежду, что у Лафатера больше шансов найти своего читателя в России, чем это имело место до сих пор в Германии.
Так было с Гофманом, и почему не может быть с автором знаменитых “Фрагментов”...?
Физиогномика больше всего требуется священнику, врачу и художнику. Первый врачует душу, второй — тело, а третий изображает и то, и другое.
Без опыта общения в этих трех сферах физиогномист будет “вариться в своем котле” и не слишком преуспеет в своем деле (причина, по которой, возможно, немецкие философы и не отваживались на такое предприятие, как изучение физиогномики. Заниматься физиогномикой, не выезжая из Кенигсберга, — все равно, что изучать повадки бенгальского тигра, сидя в Нижегородской губернии). При этом важно черпать опыт не из третьих рук, а из общения с первыми из первых, объединяющими в одном лице харизму, образование и возможности. Священником Лафатер был сам, его друг Циммерманн был лейбмедиком английского короля в Ганновере, а друг детства Фюсли впоследствии стал знаменитым художником. Лафатер брал самое лучшее. У кого еще после него была такая возможность?
Фюсли, Иоганн Генрих (6.02.1741-16.04.1825) в своем творчестве стал предтечей психоанализа, знал 10 языков, включая древние, был хранителем Королевской Академии Художеств. Прах Фюсли покоится в соборе Святого Павла в Лондоне — большая честь для художника. Достаточно сказать, что в том же соборе покоится и прах адмирала Нельсона — победителя в Трафальгарском сражении. Из художников аналогичной почести были удостоены лишь президенты королевской Академии Художеств (Фюсли захоронен рядом с Джошуа Рейнольдсом). Для сравнения укажем на Рафаэля, похороненного в Пантеоне в Риме. О проницательности Лафатера и его художественном чутье говорит тот факт, что он предсказывает значение Фюсли как художника задолго до его официального признания. Фюсли курировал и иллюстрировал перевод “Физиогномических фрагментов” на английский язык.
Бодмер, Иоганн Якоб (19.07.1698-2.01.1783). Член городского совета Цюриха. Автор трактата “О силе и пользе воображения” (1727), первого перевода “Песни о Нибелунгах” (1757). Перевел Гомера (1778).
Брейтингер, Якоб (1.03.1701-13.12.1776) профессор гебраистики и греческого языка. Обоих, как правило, упоминают вместе.
Циммерман (8.12.1728-7.10.1795) помимо того, что был придворным врачом, оставил печатные труды, покупал книги для Екатерины II и вел с ней переписку.
Гете, Иоганн Вольфганг (28.08.1749-22.03.1832). В юности Гете боготворил Лафатера. Почти через тридцать лет после смерти бывшего друга, Гете находит нужным подчеркнуть, что они частенько по-братски спали вместе в одной постели[17]. “Спать вместе!” — это в первую очередь говорит о духовной близости, когда люди делятся самым сокровенным и испытывают настоятельную потребность в постоянном контакте друг с другом. Вместе они общаются с друзьями, вместе выходят в свет, вместе пишут (как братья Гонкуры). Так бывает тогда, когда даже кратковременная разлука привела бы к значительному обеднению духовного мира, который стал общим, когда “вместе” — значит “ярче и богаче”, и это касается всего: восприятия, чувств, эмоций. Отношения напоминают настроенный инструмент: стоит прервать игру, и инструмент надо настраивать заново, ср.:[18].
Гердер, Иоганн Готфрид (24.08.1744-18.12.1803) Считается одним из трех великих немцев Восточной Пруссии (двое остальных: философ Иммануил Кант и эссеист Иоганн Георг Хаманн, прозванный “Магом Севера”)[19].
Как часть науки о “человеке”, физиогномика относится к разряду “высших” наук и не может быть механически перенесена из древности в новое время. Физиогномика — не набор “рецептов”, ее воскрешение тянет за собой весь комплекс соответствующих представлений, требует коренной перестройки всех психологических координат. Возможно ли это? Неужели мы живем “неправильно”, и наше представление о мире не соответствует действительности? Существует ли вообще “абсолютная” истина, непреложная во все времена? Не обречена ли подобная попытка изначально: мы можем восхищаться творениями Фидия, но Фидий (или Леонардо) как личность тесно связан со своим временем и не повторим.