Физиогномика и выражение чувств

В противоположном случае мышцы постоянно находятся в тревожном возбуждении, неопределенно сокращены или расслаблены и, так сказать, колеблются туда и сюда, не зная, какому волнению подчиниться и какое принять выражение. Эта нерешительность особенно ясно выступает в блуждающем взгляде, который переходит от одного выражения к другому и чаще озирается по сторонам, нежели смотрит прямо. Вот почему его и называют косым или воровским взглядом.

Если и можно что-нибудь ясно прочесть на подобном лице, то разве бессознательную боязнь, чтобы посторонний глаз не подметил злую наклонность или злое душевное волнение, которыми чревата преступная совесть. Это оборонительное положение мало-помалу входит в привычку, и часто случается наблюдать, что человек с фальшивым выражением взгляда, участвуя даже в безразличном разговоре, никогда не смотрит прямо в лицо своему собеседнику.

Это один из самых верных признаков коварного характера, и он тем более драгоценен, что самым отъявленным лицемерам не удается скрыть свой лукавый взгляд под грубой маской искренности или с помощью принужденной улыбки. Мышцы глаза именно всегда очень упорно сопротивляются лицемерию и легче всего поддаются настоящим волнениям, исходящим из нервных центров. Можно плакать в то время, когда душа преисполнена радости; можно смеяться в минуты душевных терзаний; но почти невозможно смело встретить чужой взгляд, коль скоро ощущается потребность скрыть свое волнение[96].

Довольно часто скрываемое волнение бывает настолько сильно, что смотреть в сторону или придать взгляду неопределенное направление оказывается недостаточным; в подобных случаях глаза судорожно смыкаются, является спазмолические сокращения губ или носа, или же наступает зевота. Эти симптомы всегда должны внушать вам подозрение; они напоминают прыжки зайца то назад, то в сторону, когда он, преследуемый собакою, возвращается по своим же следам обратно, чтобы сбить с толку противника.

Слова добрый и злой слишком грубы для выражения различных типов характера, а равно и соответствующие мимических форм. Это ни что иное, как жалкие стенографические знаки, удовлетворяющие нашим обыденным потребностям и соответствующие несовершенству нашего языка и скоротечности нашей жизни. Но искусство и наука не могут этим удовлетвориться. Великий романист употребляет целую книгу, чтобы описать мрачные бездны злодейского характера, а Рафаэль изобразил нам божественную доброту одной матери такими штрихами, которых никто не в состоянии воспроизвести.

К отрицательным и положительным чертам доброго лица можно прибавить еще другие, более возвышенные признаки, которые способны идеализировать его выражение. К совершенному отсутствие всякой злобной мимики и к беззаботной улыбке присоединяется тогда осанка, полная достоинства и мужества, а также привычка смотреть вверх, как бы желая обнять все человечество единым взором любви и созерцать обширные, бесконечные горизонты. Мгновенная решимость на известную жертву, или постоянное отречение от всех благ жизни, великодушное прощение или нежное чувство ко всем земным страданиям, – все это выражено в бессмертных произведениях великих художников, которые умели и всегда будут уметь очаровывать зрение изображениями Христа и мучеников. Угадывая научную мысль посредством высшего вдохновения, они сумели набросать на фоне безусловного добродушия несколько более ярких тонов необыкновенной добродетели, великодушных порывов, благородного геройства. Редкие выражения в природе! Еще реже приходится встречать их в мраморе и на полотне, ибо это беглые проблески, проявляющееся на мгновение, чтобы тотчас же исчезнуть, так что искусству едва удается их уловить с помощью меткого наблюдения, и еще чаще – благодаря счастливому угадыванию.

На противоположном полюсе мы встречаем лицо, далеко не столь редкое, как предыдущий тип, и называемое лицом висельника, – бесспорно на том основании, что обладатель его производит собою впечатление приговоренного к виселице или каторге. При этом замечается не только полное отсутствие на лице всякого доброжелательного выражения, не только лживость взгляда, но и следы всевозможных зверских инстинктов; все пороки наложили здесь свои багровые, отвратительные оттенки. Ненависть, сластолюбие, жажда наживы, косность, одолеваемая только вином, вялость, которую способен расшевелить только гнев, беспрестанное озлобление, скопляющееся подобно шлакам вулканической почвы, беспутная чувственность и непреодолимая влечение ко всему грязному, отпечаток медленного и неизлечимого страдания, зверский смех, страстное желание видеть море крови и слышать хор стонов, ненависть в самых грубых ее проявлениях, которые приводят в содрогание и иссушают мозг, бесконечная низость, как бы соединенная цепью каторжника с плотоядной свирепостью, – вот в крупных штрихах набросок лица висельника, какое можно встретить в местах заключения, называемых смирительными домами и острогами.