Физиогномика и выражение чувств

Однако же, и в мимике есть много условных знаков, значение которых надо уметь понимать, также как и значение слов какого-нибудь языка. Ломбардец, француз, немец, прибывшие в первый раз в Неаполь, конечно, не поймут немой мимики неаполитанца, который, например, вместо того, чтобы сказать нет, смыкает губы, откидывая голову назад. Точно также люди многих других наций не сочтут себя оскорбленными, когда увидят, что миланец приложит большой палец руки к концу своего носа, растопырив остальные пальцы в сторону своего собеседника и двигая ими попеременно; никто из нас не придет в ярость оттого, что миланец, положив крестообразно один палец на другой, как бы показывает известную меру длины; между тем как этого жеста достаточно, чтобы возбудить бурю негодования во всей Аргентинской республике.

В этой книге мы не будем касаться той стороны мимики, которая вполне условна и подлежит изучению подобно языку глухонемых. Мы займемся здесь только явлениями мимики самородной, автоматической, которые почти во всех частях света одинаковы и потому составляют настоящий универсальный, общепонятный язык. Ласка, поцелуй, благосклонная улыбка везде будут приняты как знаки любви, а скрежетание зубами, поднятие сжатого кулака и другие подобные жесты всегда будут поняты, как выражения угрозы, гнева или ненависти. Без сомнения, существуют и другие равнозначащие формы, но все они настолько похожи, что не могут быть поняты в каком-либо другом смысле. Два малайца предпочитают целоваться носом об нос, а мы предпочитаем поцелуй губами; но ведь никто же не примет трение носа об нос за выражение ненависти; подобно этому и все различные у различных народов формы любезного и почтительного приветствия всегда и везде будут приняты за то, что они выражают и на самом деле.

Но чаще всего мимика, не заменяя вполне изустную речь, только дополняет ее, видоизменяет или подкрепляет.

Другое назначение мимики состоит в том, чтобы защищать нас от опасности. Кошка перед собакою, которая гораздо сильнее ее, ощетинивает шерсть и надувается, чтобы объем ее показался больше действительного; точно также, угрожая кулаком, оскаливая зубы, сморщивая брови, мы стараемся казаться больше, чтобы яснее показать нашу оборонительную силу.

Многие жесты, на самом деле не способные нас защитить, показывают только намерение защитить себя. Закрытие глаз при блеске молнии, поднятие рук над головою при землетрясении, конечно, не могут нас защитить, но это – автоматическое выражение желания защититься.

Если бы кто-нибудь стал утверждать, что всякое мимическое выражение имеет защитительный характер, то высказал бы мнение, хотя и парадоксальное, но по существу справедливое. Очень сильное волнение может нас убить, если оно не успеет передаться наружу посредством двигательных нервов и проявиться в мимическом движении. Во многих случаях, достаточно потерять возможность плакать или возможность смеяться, чтобы подвергнуть опасности нервные центры, а, следовательно, и жизнь. Всем известна история о том, как муж лишил жизни свою жену, крепко связав ее и щекоча ее подошвы. И много подобных событий ежедневно случается в жизни.

Самый красноречивый человек в мире будет невыразимо мучиться, если, в момент наибольшего увлечения, вынужден будет говорить со связанными или привязанными к столбу членами; при этом умолкнет его красноречие и превратится в беспорядочные конвульсии и бред. Я полагаю, что в этом отношении можно формулировать закон, определяющей одну из главнейших букв мимической азбуки.

Богатство мимических элементов всегда находится в прямом отношении к степени напряжения и чувствительности психического акта.

Слабое впечатление оставляет нас почти в совершенном покое, между тем как сильное волнение производить целый ураган мимики. При чрезмерном напряжении отраженного тока в центробежном направлении мышцы приходят в тоническое сокращение, и тогда получается чрезмерное мимическое выражение, похожее на столбняк.

Мысль, как явление по преимуществу математическое, всегда сопровождается менее распространенною мимикою, нежели чувство.