Физиология брака

Глядя на супругу с тем деланным спокойствием, за которым всегда прячутся глубокие страсти, вы обращаетесь к ней с речью, которую сможете выкроить сообразно вашим убеждениям из нижеследующего монолога, разукрашенного цветами риторики: «Сударыня, я не стану напоминать вам ни о ваших клятвах, ни о моей любви; вы слишком умны, а я слишком горд, чтобы докучать вам пошлыми жалобами, какими был бы вправе разразиться в подобном случае любой муж; наименьший порок таких жалоб в том, что они более чем обоснованны. Я постараюсь даже — если смогу — говорить без гнева и злости. Я не чувствую себя оскорбленным; у меня достанет мужества не бояться общественного мнения, которое неизменно и вполне справедливо осыпает насмешками и упреками обманутого мужа. Обращая взгляд в прошлое, я не вижу, чем — как и большинство других мужей — заслужил столь черную неблагодарность. Я по-прежнему вас люблю. Я ни разу не изменил — не долгу, ибо обожать вас не было для меня тягостной необходимостью, но приятным обязательствам, какие накладывает на человека истинное чувство. Я всецело доверял вам; вы распоряжались моим состоянием. Я ни в чем вам не отказывал. Сегодня вы впервые видите на моем лице выражение если не суровое, то, во всяком случае, неодобрительное. Впрочем, оставим это, ибо я не вправе хвалить себя теперь, когда вы столь неопровержимо доказали мне мое несовершенство и неспособность подарить вам желанное счастье. Я говорю с вами как с другом и спрашиваю только об одном: как могли вы разом поставить на карту жизнь трех существ: ...матери моих детей, особа которой навеки пребудет для меня священной; главы нашего семейства и, наконец, того... которого вы любите... (быть может, она бросится к вашим ногам; этого допускать не должно: она недостойна такой чести), ибо... меня, Элиза, вы больше не любите. Да, мое бедное дитя (называть ее «мое бедное дитя» следует лишь в тех случаях, когда грехопадение еще не успело свершиться), к чему обманываться?.. Зачем не открыли вы мне этого раньше?.. Если любовь уже не связывает двоих супругов, разве заказано им оставаться друзьями, поверять друг другу свои тайны?.. Разве мы с вами не идем одной дорогой и не должны действовать сообща? Разве в пути один из товарищей не может протянуть другому руку, дабы поддержать его или помешать ему упасть? Но, быть может, я позволяю себе слишком много и оскорбляю вашу гордость... Элиза!.. Элиза!..»

Какого ответа, черт подери, ждете вы от жены?.. Перипетия свершается сама собой.

На сотню женщин приходится по крайней мере полдюжины робких созданий, которых эта сильная встряска навсегда возвращает в лоно семьи; словно кошки, обжегшиеся на молоке, они отныне и до самой смерти дуют на воду. Впрочем, сцена эта — противоядие столь сильное, что предусмотрительные мужья должны отмерять его порции с величайшей осторожностью.

Некоторым женщинам со слабыми нервами, с душами нежными и пугливыми, довольно будет и меньшего; указав на тайник, где прячется любовник, вы произнесете: «Там находится господин А-Я!.. (здесь следует пожать плечами). Как можете вы рисковать жизнью двух порядочных людей разом? Я ухожу; выпроводите его, и пусть это больше не повторится».

Но есть женщины, чье сердце вообще не выдерживает страшных перипетий, и дело кончается аневризмой; есть другие, у которых от подобных испытаний свертывается кровь, что приводит к тяжким недугам. Иные могут даже лишиться ума. Хуже того, известны случаи, когда неверные жены, застигнутые на месте преступления, принимали яд или скоропостижно испускали дух, а вы ведь, я полагаю, не желаете смерти грешницы.

С другой стороны, очаровательнейшей и легкомысленнейшей из французских королев, прелестной и несчастной Марии Стюарт убийство Риччио, свершившееся у нее на глазах, ничуть не помешало полюбить графа Босвела[306]; впрочем, Мария была королева, а королевам закон не писан.

Предположим, однако, что та женщина, портрет которой украшает наше первое Размышление, — Мария Стюарт в миниатюре, и поспешим поднять занавес, дабы вы насладились пятым актом великой драмы под названием «Брак».

Супружеская перипетия может разразиться повсюду, под влиянием тысячи неизъяснимых обстоятельств. Иной раз предлогом может стать носовой платок, как в «Венецианском мавре», иной раз — пара домашних туфель, как в «Дон Жуане»[307], иной раз — оговорка вашей жены, воскликнувшей «Дорогой Адольф!» вместо «Дорогой Альфред!». Наконец, нередко случается и так, что муж, узнав о долгах жены, отправляется к главному кредитору и однажды утром как бы случайно привозит его к себе домой, создавая почву для перипетии.

— Господин Жосс, вы ювелир[308], и ваша любовь к продаже драгоценностей может сравниться лишь с вашей охотой получать за них деньги. Госпожа графиня задолжала вам тридцать тысяч франков. Если вам угодно получить их завтра (свидание с богачом следует непременно назначать на конец месяца), заезжайте к ней завтра, около полудня. Муж будет дома; она будет знаками молить вас о молчании; не обращайте на это внимания. Говорите без недомолвок. Я заплачу.