Физиология духа. Роман в письмах

Но и применительно к данному случаю — само наличие этого письма, как уже сказано, вызывает сомнения, нашла ли наша пара всамделишное решение своих проблем.

В самом деле, каков общий знаменатель рассуждений и мужчины, и женщины? Он очевиден — и в качестве отправной точки, и в качестве точки конечной. Это адресат, позволяющий свести послание воедино: “дорогой друг”.

Мужчина приходит к необходимости “друга”, любви к нему — из опыта тщетности самого любовного влечения, всегдашней исчерпываемости его, поскольку оно иллюзорно рождается “само из себя”. То есть истоки разочарования “мужчины” — в неподлинности, обманности своего с о б с т в е н н о г о чувства любви (хотя он и упоминает в качестве одной из причин умирания любви “неправильное отношение” к нему разных женщин, а в качестве эффективного средства ее продления — “любовь” к женщине, чьей взаимности добиться трудно, любовь к которой “встречает на своем пути затруднения”, но ясно, что и то, и другое опять-таки лишь катализирует (или прекращает) его имманентное влечение или страсть).

Женщина приходит к тому же (“друг” как точка приложения глубинного, беспредельного стремления духа, истинной любви) из личного же опыта, но прямо противоположного опыту мужчины, — из опыта тщетности любви по внешней, не из нее самой исходящей причине: по вине всех без исключения ее возлюбленных, об эгоизм и потребительство которых разбиваются все ее способности к любви подлинной, отдающей, но обреченной засохнуть без какой-либо “подпитки” встречной любви.

То и другое — в сущности, самый распространенный вариант неудовлетворенности ситуацией “внутри пола”. В этом смысле письмо можно назвать даже банальным. Однако банальность жалобы — не повод от нее отмахнуться. Наоборот, банальность потому и банальность, что отмечает наиболее частое, то есть общезначимое, следовательно, первостепенно важное. Для осознания — и действительного избавления от него.

Устав от безвыигрышного опыта повторения своих попыток любви, оба приходят к компромиссному варианту как единственно правильному. При этом — оба в сильнейшей степени испытывают то, что они называют “остатком”: потребность действительной любви; отсюда необходимость ввода, скажем вслед за Бунюэлем, “смутного объекта желания”.

Перейдем к нему.

Главная его характеристика — “его нет”. Согласно им, он даже “есть только потому, что его нет”.

Парадоксальным образом именно благодаря своему тотальному отсутствию, небытию, он не только есть, но и “есть тот, кто есть”, кто всегда присутствует. Он знает все и даже принимает непроверяемое, но безусловное для авторов послания участие в их жизни. Благодаря своей программной неопределенности (неопределенности по определению), он может быть определен как угодно, наполнен чем угодно: явиться абсолютным эхо как мужчины, так и женшины.

Налицо частый случай переноса. Вообще говоря, перенос: перенесение на врача качеств, которыми необходимо должен в представлении пациента обладать объект любви (родители или возлюбленный), — может быть плодотворен, так как врач здесь-то и может проанализировать иллюзорность такого решения проблемы пациентом, обнажив перед ним, как на ладони, его действительную проблематику; но когда абсолютно иллюзорен сам объект переноса (“друг” вместо реально существующего врача), такой перенос не может быть плодотворен — пустота не предполагает интерактивной связи, а следовательно, и дальнейшей переработки иллюзии в иную реальность.

Таким образом, оба приходят к решению проблемы за счет одновременного понижения потребности в любви к партнеру, редукции (или резекции) чувства — и компенсаторного введения фигуры “друга”, на которую проецируется весь “остаток” невостребованного любовного чувства.

В таком, по-своему элегантном, решении за счет своеобразного разнесения в стороны “мух” и “котлет” есть свои плюсы; из них, пожалуй, главный — тот, что “друг” не может “помешать любить себя”, а это очень важно как для мужчины, который, кажется, просто ждет любого встречного движения со стороны очередной близкой женщины, чтобы “разлюбить” ее за это всегда раздражающее его движение, так и для женщины, уставшей от бесконечных притязаний со стороны любимых ею мужчин.

Но в самом способе решения кроется и его решающий минус. Думаю, нашей паре, надеющейся — за счет вынесения любви за скобки и нагружения ею все-вместительной (поскольку все-пустой) фигуры “друга” — на комфортабельное совместное существование, вскоре придется столкнуться с тем, что, согласившись пойти по пути программного раздвоения, они сами лишили себя единственной прочной опоры — концентрации чувства.

Конечно, они могут сказать, что как раз от этой-то сосредоточенности на партнере они настрадались в предшествующей жизни — и ее-то хотели бы в первую очередь исключить из теперешнего опыта.

В ответ замечу: если вчитататься, и тот, и другая настрадались от сосредоточенности вовсе не на очередном близком, а на — самом себе.

В случае с мужчиной это яснее ясного; перед нами едва ли не образцовый пример самообмана, относящегося к огромному множеству людей.