Физиология наслаждений

Само страдание, набрасывая свой скорбный плащ на облик радостей матери, только обрисовывает прелесть очертаний, возвышая их идеальный вид. Чем больше страдает женщина, становясь матерью, тем сильнее гордится она этим названием, тем с большей страстью привязывается она к рожденному ею ребенку, тем более наслаждается она счастьем матери. Это удивительное сопоставление горестей и счастья, непонятное уму, ощущается сердцем и, видя его, невольно радуешься принадлежности своей к семье человеческой. В тех сборищах, где преобладает общественное мнение, мужчина слышит лишь собственный свой голос, присуждая сам себе и похвалы, и награждения, и преимущества, и почести. А женщина между тем страдает и борется с обыденными работами, умоляя небо дать ей и способность, и силу для борьбы с жизнью. Воскурив у ног ее фимиам первой страсти, мужчина приучает себя к мысли о ней как о завядшем уже цветке, едва ли не отказывая ей в праве считать себя существом ему равным. Но ей нет нужды в том, что приходится ей садиться как бы на более низкой ступени в делах жизни; нет дела ей до того, что властная нога хозяина может во всякое время опереться чуть ли не о голову ее. Ей достаточно материнского чувства, согревшего ей трепетную грудь, и высоких радостей ежеминутных самопожертвований. Дав жизнь новому существу, пропитав его в продолжение девяти месяцев собственной кровью, она наконец видит его живым; целуя, она называет его милым детищем своим и в повторении этих слов находит живительную прелесть, понятную только сердцу матери.

Не берусь описывать здесь всей глубины материнского чувства. Наброшу только несколько линий, по которым желающий может угадать главные очертания аффекта, проявление которого поделю здесь на три жизненные эпохи. Пусть матери простят мне это подведение их интимных чувств под категории, профанирующие, по-видимому, поэзию их душевного чувства.

Первая радость матери начинается с той минуты, когда ей зачат человек, и заканчивается отнятием младенца от грудей ее. В эту первую эпоху, еще полную чарующих наслаждений взаимности, трепет любви супружеской сливается с обаятельным проявлением нового для человека чувства, которое, как могучий отпрыск, возникший на сильном дереве, растет и крепнет с каждым часом с необычайной силой.

Женщину, щедрую по самой природе, не могли бы удовлетворить только эгоистические радости любви, ни наслаждения жарких объятий и вот в ней зарождается чувство, которое дозволит ей наконец излить на другое существо все неисчерпаемые сокровища самопожертвования, великодушия и затаенной силы любви. Чувствуя себя матерью, она спешит делиться радостным открытием с другим, который до тех пор был лишь возлюбленным ее и мужем, теперь же становится отцом, законным защитником неведомого, но горячо уже любимого ей создания. С этой блаженной минуты становятся обоим милыми и дорогими все жертвы, заранее приносимые ожидаемому незнакомцу, все планы, проектируемые ради него вдвоем; высокорадостными становятся все перипетии мелочных опасений, надежд и соображений. И, наконец, среди спазматических страданий, налагаемых таинственными велениями природы, является новое существо, новый житель мира; он жив и здоров и подает надежду, что смерть долго-долго еще не прикоснется к крошечным его членам. Невообразимо радостная улыбка озарила лицо, еще сохранившее следы едва миновавших пыток; она служит выражением того нескончаемого блаженства, которым переполнено в эту минуту сердце молодой матери. Женщина-мать в полном смысле этого слова, мать законная, мать счастливая. Как сладко звучит для нее в первый раз это магическое слово! Да, повторяю, мать всегда законна, и если в эти торжественные минуты это почетное наименование вызовет на ее лице краску стыда, то, какая бы тому ни была причина, она все же виновна и заслуживает осуждения. Смейся, счастливая мать! Много времени у тебя впереди, чтобы оплакивать и свою, и его будущность. С криками восторга обнимай теперь и покрывай поцелуями без числа созданьице, которому ты дала жизнь, и пусть при первом крике своем он жадно прильнет устами к твоей трепещущей от радости груди! Женщина может быть виновата в любви своей, но не виновата в том, что стала матерью. Да не постыдится она этого имени во всю жизнь! Святая обязанность, к которой она призвана природой, смывает всякий стыд с ее лица. Священное право каждой женщины – показывать всему миру создание, которому она дала жизнь: «Смотрите! Вот оно, мое дитя!»