Говорили за столом о разных пустяках. Главным образом о приближающемся Новом годе. Хозяева спрашивали у меня о планах на праздники. К себе, правда, не звали, из чего я сделал вывод, что сегодняшним ужином наша дружба домами и ограничится. И слава труду! После ужина Евксентий Григорьевич предложил доставить меня домой на своем служебном автомобиле. Я стал было отнекиваться, но оказалось, что полковник хочет сделать это самолично, не прибегая к услугам персонального водителя. Мне стало понятно, что наш с ним разговор еще не кончился.
Поблагодарив Амалию Эдуардовну за ужин, я отправился одеваться. Маринка вышла в прихожую, сказала мне:
— Вот видишь, я выполнила свое обещание, а от тебя — никакой благодарности.
— Я женат.
— Хочешь сказать, что у тебя есть сожительница! — фыркнула она. — Ну так я не претендую на твою жилплощадь…
— А на что ты претендуешь? — спросил я, заранее зная ответ.
— На то, что от тебя не убудет, — ответила она в том же тоне. — На эскимо, чай…
— Обсудим это позже, — подмигнул я ей.
Ну как устоять, когда женщина намекает столь прозрачно?.. У Маринки был такой вид, как будто она готова воспользоваться моим не тающим эскимо прямо сейчас. К счастью, в прихожей появился полковник. Он был одет довольно непривычно для своего возраста и звания — в джинсах и свитере. Надел почти такую же, как у меня дубленку, пыжиковую шапку, влез в валенки с галошами и мы покинули квартиру. Во дворе по-прежнему стояла черная «Волга», но водилы в ней не было. Его место занял Михайлов. Я уселся рядом.
Полковник вырулил со двора и бодренько покатил по улице. Я уже достаточно разбирался в карте города, чтобы понять — мы едем в противоположную от моего дома сторону. Я покосился на Михайлова. Старик цепко держал в узловатых пальцах баранку и смотрел строго вперед. Интересно, у него пистолет с собой?.. А если с собой, то где? Не в кармане же… Подмышечной кобуры у полковника не было, я бы увидел. Может в бардачке? Я медленно протянул руку, чтобы постараться незаметно открыть его.
— Нет там моего ТТ, — так же, не отводя взгляда от дороги, произнес гэбэшник. — Неудобно держать в бардачке. Пока дотянешься…
— Какой еще ТТ? — попытался прикинуться я дурачком.
— Брось! — буркнул он. — Надеялся, что успеешь выхватить из бардачка табельное оружие полковника государственной безопасности и потребовать от него объяснений, куда и зачем он тебя везет?..
— Ну и куда он меня везет? — спросил я, понимая, что отпираться бесполезно.
— За город!
— А зачем?
— За елкой.
Я уставился на него. Он всерьез или шутит?.. Какая, на хрен, елка, если ночь на дворе⁈
— Присмотрел я одну красавицу, — продолжал тем временем полковник, — да все срубить недосуг…
Больше я вопросов не задавал. «Волга» пересекла Круговую дорогу и помчалась в заснеженную даль. Впрочем, нет, не помчалась. Михайлов заметно сбросил скорость и теперь то и дело поглядывал в сторону левой обочины. Неужто и впрямь елку высматривал? Наконец, он притормозил, вынул из кармана в дверце фонарик, открыл ее, поводил лучом по деревьям, что растут на окраине леса, подступающего к шоссе. Вылез из салона, еще раз поводил лучом фонарика и проговорил:
— Вылезай, поможешь!
Я выбрался из машины. Полковник подошел к багажнику, открыл его и вынул топорик.
— Пойдем! — сказал он и начал спускаться по откосу насыпи к лесу.
Пришлось последовать за ним. Снег оказался глубоким и сразу набился мне в ботинки, хотя старик прокладывал тропинку, проминая ее валенками. Мы подошли к елке, небольшой, метра два, и Михайлов протянул мне топорик.
— Руби! — сказал он. — А я буду светить и держать.
Я примерился было, замахнулся, но старик буркнул:
— Ниже! У самой земли.
Наклонившись, я принялся разгребать снег у подножия елки, покуда не наткнулся на твердую землю. Елочка была тонкая, а топор — острый, так что тюкнуть пришлось всего несколько раз. Освободившись от корня, она словно воспарила над землею — так крепко ее держал полковник. Я распрямился. Посмотрел на Михайлова. Тот осторожно воткнул елку в снег и полез в карман дубленки. За своим ТТ, что ли?.. Как-то уж больно пошло получается… Это ж не бандитский сериал из XXI века…
— Куришь? — спросил он, доставая мятую пачку.
— Нет, — буркнул я. — Бросил.
— Я тоже бросаю…
— Давно?
— Давно! — отмахнулся старик, сунув папиросину в рот и щелкнув зажигалкой. — С сорок первого, после того, как освободился…
— А вы разве того… Сидели?
— Да, попал в тридцать девятом под чистку сотрудников районного управления НКВД…
— Сочувствую.
— Ладно, — буркнул он. — Давай к делу… Здесь нас точно никто не услышит.
— Неужто и вас слушают?..
— Меня — тем более… — отозвался полковник. — И, надеюсь, ты выслушаешь тоже.
— Уже, — кивнул я, чувствуя, как замерзают ноги.
Снег, набившийся в ботинки, растаял и носки промокли. Не хватало еще перед праздниками простудиться.
— Курбатов мне доложил о вашей с ним беседе, — продолжал Михайлов. — В рамках своих полномочий он сказал, что мог, но я скажу больше, ибо хочу, чтобы ты стал моим человеком в этом деле.
— Благодарю за доверие, — пробурчал я, — но я ведь не сотрудник комитета…