Физрук-6: назад в СССР

Предложение заманчивое, но не следовало забывать и о прослушке на моем телефоне. Сказать ему об этом, значит, спалить всю малину. А с другой стороны, если отключу разок, ни хрена с этими слухачами не произойдет. Я и так их избаловал. И я повернул к дому. Сидорыч открыл ворота, я загнал «Волгу» внутрь. Высадил Илью Ильича. Он сам забрал с заднего сиденья денежный куб. Впустив гостя в квартиру, я быстренько разулся и прошел в большую комнату. Выдернул телефонный шнур из розетки. Вот и пусть там у себя побесятся.

— Чаем не угостите? — спросил Сумароков. — А то чифир урки бодяжить мастаки, а вот — нормальный шалфей заварить не могут.

— А у меня шалфея нет, — ответил я. — Только — индийский.

— Извините, это я по старой привычке на феню съезжаю, — откликнулся тот. — Шалфей — это чай обычной крепости.

— Ну это я сделаю. Отдыхайте пока.

Оставив его в комнате, я отправился на кухню. Поставив чайник на плиту. Я вытряхнул старую заварку, ополоснул заварник и принялся ждать, когда закипит вода. Потом заварил чай «обычной крепости». Достал из холодильника колбасу и сыр, быстро нарезал и соорудил бутерброды. Вот уж не думал, что придется Сумарокова чаем угощать. А он мужик рисковый. Сразу видно — тертый калач. Неужто поделится барышом? Или тут кроется какой-то подвох? Не даром же воры что-то про общак терли.

— Александр Сергеевич! — позвал он. — Подойдите, пожалуйста!

Глава 11

Вытирая руки кухонным полотенцем, я прошел в большую комнату. Оказалось, что пока я готовил чаепитие, мой гость распаковал «денежный куб», при этом озаботившись тем, чтобы плотно задернуть шторы, которые у меня вечно нараспашку. Ну да, Сумарокову не привыкать вести жизнь подпольного миллионера. Я человек не жадный и деньги для меня лишь инструмент, необходимый для решения тех или иных задач, но и у меня сердце ёкнуло, когда я увидел обандероленные пачки, аккуратно разложенные по всей поверхности стола.

— В каждой пачке по тысяче рублей, — сказал гость. — Выбирайте любую половину.

И я увидел, что в этом ковре денег есть все-таки промежуток. Ровно посередине. Мне было все равно и я сказал:

— Пусть будет правая.

— Отлично, — кивнул он. — У вас не найдется какой-нибудь сумки, куда я мог бы сложить свою левую половину?

— Хозяйственная подойдет?

— Годится.

Я вернулся на кухню, взял, сшитую из плотной темной ткани авоську, оставшуюся еще с Илгиных времен, вытряхнул из нее луковую шелуху и другой мусор, вернулся в большую комнату и отдал емкость Илье Ильичу. Тот деловито сложил в нее свою часть денег. Я открыл шкаф, вытащил из-под стопки белья бумажник своего гостя, который тот выронил в машине в нашу с ним прошлую встречу, протянул его владельцу. Сумароков удивленно выпятил зенки. Взял свой лопатник и, не заглядывая внутрь, сунул во внутренний карман пиджака.

— Благодарю, — проговорил он. — А я уж думал, что потерял с концами.

— Вы его в машине выронили, — откликнулся я.

— Понятно… Ну, как насчет чайку?

— Все готово, идемте на кухню.

Он вышел из комнаты, а я погасил свет и последовал за гостем. В кухне, я налил Илье Ильичу чаю, тот сам бросил в него несколько кусочков рафинада, помешал ложечкой и схватил бутерброд. Я — тоже, только сейчас почувствовав, как зверски проголодался. Меня потихоньку отпускало. Даже при всей моей, насыщенной событиями жизни, нынешняя встряска слегка перебор. А с другой стороны и вознаграждение такое, что жаловаться грех. Можно было бы вообще не работать, но дело в том, что работа моя мне нравится. Сам удивляюсь…

— Вам, наверное, хочется знать, во что это я вас втравил? — спросил гость, утолив первый голод.

— Дело ваше, — пожимал я плечами, делая вид, что мое дело маленькое, но на самом деле, меня раздирало любопытство, но главное, не выдать себя. — За такой гонорар я могу и не спрашивать.

— Мне нравится ваша деликатность, — улыбнулся Илья Ильич, — но все дело в том, что мне и самому хочется рассказать… Я бы даже сказал — необходимо.

На то и был мой расчет. Пусть выговорится…

— Тогда я вас слушаю.