Физрук-9: назад в СССР (СИ)

— Нет, но… Давай я все расскажу по порядку?

— Ладно, извини. Не буду больше перебивать…

— Ну вот представь себе город… Над кровлями и шпилями его ровным полем раскинулись низкие, плотные тучи. Громыхает. Вспышки молний освещают призрачным светом мокрые крыши. Из туч льет дождь, давний и безнадежный, как в дни потопа. Он хлещет из водосточных труб, ручьями струится в дренажных канавах, чертит прихотливые дорожки на стеклах домов. Прохожие, укрывшись под огромными черными зонтами, стараются как можно быстрее пересечь улицы, спасаясь от брызг, веером вылетающих из-под колес проезжающих автомобилей. Дождь крадет остаток дня. Быстро темнеет, желтеют цепочки уличных фонарей, становятся ярче неоновые вывески магазинов и злачных заведений.

Над парадным входом в гостиницу сияет надпись «Галактика». Под козырьком толпится группа молодых людей в длинных до пят плащах-болонья. Сквозь плеск дождя и бормотание потоков слышится музыка — томные мелодии Глена Миллера. Почти все окна гостиницы темны. Одно из немногих освещенных находится на третьем этаже и оно открыто. В желтом прямоугольнике маячит силуэт мужчины. На нем банный халат. Мокрые волосы мужчины взъерошены. В руке теплится сигарета…

— Тогда я еще курил, — сам себя перебил Граф, и продолжил: — Вдруг раздается телефонный звонок. Курильщик отходит от окна, поднимает трубку.

— Слушаю?.. Это ты, Люсьена?.. Привет! Что? Прямо сейчас?.. Ну, хорошо. Жди.

Осторожно, словно взведенную мину, кладет трубку на рычажки телефонного аппарата. Тлеющий окурок обжигает ему пальцы, и он вышвыривает его в окно. Опускает раму. На какое-то время в темном стекле появляется отражение его лица: затененные глазные впадины, бритый лоснящийся подбородок, бледная полоска носа, чистый высокий лоб.

— Ладно-ладно, не смотри на меня так, — снова выскочил из собственного рассказа лжеклассик. — Я не самолюбования ради это говорю! Просто хочу, чтобы ты в деталях все это представил.

— Да не парься ты! — отмахнулся я. — Рассказывай, как считаешь нужным.

— Ну слушай дальше… «Интересно, откуда Люсьена узнала, что я здесь? — думает мужчина. — Впрочем, в газетах, кажется, была заметка о моем выступлении в дискуссионном клубе университета… Любопытно, что ей понадобилось? А впрочем, и не любопытно вовсе… Денег будет просить… Откуда у меня деньги?..»

Он скидывает халат, одевается. Делает это нарочито медленно. Носки, рубашку, брюки, галстук, запонки в манжеты, пиджак. Долго и тщательно причесывается. Прыскает, зажмурившись, одеколоном в лицо. Проверяет, на месте ли бумажник. Надевает туфли, не забыв вдеть их в калоши. Дождь ведь. Плащ-дождевик и шляпа завершают процедуру облачения. Мужчина не торопясь выходит из номера, запирает дверь и направляется к парадной лестнице. Минует просторный вестибюль, кивком поздоровавшись с портье. Швейцар, приподняв фуражку над лысиной, выпускает его на крыльцо. Молодые люди в модных плащах нехотя расступаются, пропуская постояльца. Через пятнадцать минут, мужчина выходит из такси, и звонит в дверь небольшого двухэтажного дома. Ему открывает хорошо сложенная, изящно одетая женщина, на вид которой не больше тридцати.

— А-а, это ты, — произносит она с плохо скрываемым презрением. — Проходи.

Хозяйка дома провожает гостя в просторную, со вкусом обставленную гостиную в два окна. Сквозь неплотно задернутые гардины блестят нити дождя. Мужчина оглядывается, с удивлением отмечая, что здесь мало что изменилось. Все та же дорогая, сейчас уже почти антикварная мебель, неразличимые от времени портреты на стенах. Правда, на обоях с мелким рисунком проступают отчетливые пятна влаги, а высокий белый потолок покрывают голубоватые трещинки.

В белом сиянии хрустальной люстры становится видно, что женщине уже далеко за тридцать. Плотный слой пудры скрывает морщины, а веки набрякли от теней. Губы вульгарно накрашены. Голову женщины венчает высокая, замысловатая прическа. Короткое блестящее платье почти не прикрывает, соблазнительно обтянутые темными нейлоновыми чулками стройные ноги. Жестом предложив гостю садиться в глубокое старинное кресло, сама хозяйка устраивается на диване с гнутой спинкой. Она явно нервничает, потому что длинная дамская сигарета в ее руках заметно подрагивает.

— У тебя найдется что-нибудь выпить? — спрашивает гость.

— Возьми сам, — отзывается хозяйка. — Небось, помнишь — где?

— Помню, — бурчит мужчина.

Он поднимается из кресла, подходит к небольшому бару, встроенному в шкаф. Извлекает из него бутылку и два стакана.

— Тебе налить?

— Налей.

— Водки?

— Водки.

Наполнив стаканы, гость протягивает один из них хозяйке и возвращается на свое место.

— Итак, — произносит он излишне торжественно, — что тебе от меня понадобилось?

— Ничего особенного, Евграф, — отзывается она. — Кроме того, чтобы напомнить, что у тебя есть дочь.

— Это для меня не новость, — отхлебнув водку, словно это вода, отвечает тот. — Я тоже хочу напомнить тебе, Люсьена, что это ты отсудила у меня ребенка.

— И правильно сделала! — злится Люсьена. — Ты никуда не годный отец. Пьяница и развратник!