Физрук: назад в СССР (СИ)

Мое самочувствие улучшилось настолько, что захотелось попробовать содержимое заветных судков, собранных для меня заботливой «хозяюшкой» элитного кабака, но сначала надо принять душ. Совершив омовение, я и впрямь ощутил голод. Натянув треники и чистую футболку, и захватив шоколадку, я отправился на поиски вахтерши, которую, оказывается зовут Груней. Спустившись на проходную, я не сразу узнал в сидевшей за столом женщине суровую стражницу общажного порядка.

Куда только подевались ее берет и гимнастерка⁈ Теперь массивные плечи и арбузные груди тети Груни обтягивала желтая вязанная кофточка с зелеными и красными розочками, а на голове завивались крашенные хною кудряшки. Неужели она сделала химическую завивку? С чего бы это?.. Завидев меня, вахтерша обнажила в счастливой улыбке стальные фиксы. Глаза ее прямо-таки лучились любовью. Очень хотелось верить, что — материнской. Я протянул ей шоколадную плитку, и любовь в глазах вспыхнула, как сверхновая.

— Саша, добрый день! — произнесла она воркующим голосом, столь же мелодичным как и урчание корабельного дизеля. — Спасибо за шоколадку… Как ваше самочувствие?

Этот переход на «вы» испугал меня больше, чем ее перманент.

— Спасибо, ничего, Глафира…

— Аграфена, но можно просто Груня!

— Тетя Груня, — не дал я ей сократить дистанцию. — Мне там кое-что оставили…

— Сейчас принесу! — с готовностью вскочила она. — Вы тут побудьте пока за меня… Если кто войдет — спрашивайте пропуск… Девушек не пускайте… У нас мужское, а не семейное общежитие…

Я пообещал, что не пущу, и она усвистала. Вернулась довольно быстро, неся стопку металлических закрытых емкостей, скрепленных особым зажимом — своего рода советский ланч-бокс из нержавейки. Я уже хотел было взять у тети Груни из рук это сооружение, но тут она меня огорошила:

— Может вам погреть горячее?

Это предложение застигло меня врасплох. Я понимал, что мадам не терпится влезть в мою молодую холостую жизнь. Уж не знаю, на что она рассчитывает, но ссориться с нею мне не резон. Хорошие отношения с этой стражницей могут мне еще пригодиться… Хрен с ней! Пусть проявит заботу.

— Буду рад, — ответил я.

— Тогда возвращайтесь к себе, я вам все принесу.

И я отправился восвояси, размышляя о том, что куда бы я ни направился, благодаря смазливому личику и спортивной фигуре Шурика Данилова, за мною всегда будет тянуться шлейф из женщин бальзаковского возраста. И что мне теперь, удовлетворять каждую?.. Лучше уж поскорее жениться, на той же Симочке… Вот только обручальное колечко на безымянном пальце скорее препятствует мужикам крутить шашни, нежели бабам на них вестись.

Я и в прежней жизни не был отшельником, и в этой не собирался блюсти целибат, но мужик, который идет у баб по рукам, это та же проститутка. Нет, в этом вопросе надо выбирать разумную тактику. Женитьба меня перестала прельщать с тех самых пор, когда моя благоверная, при разводе, отжала приличную часть семейного бизнеса. Однако, одно дело когда разведенный мужик тащит к себе в койку любую, какая ему глянется, другое, когда тем же занимается молодой учитель, да еще живущий в СССР, в начале восьмидесятых. Насколько я понимаю, в эту эпоху царит своя мораль — ханжеская, но требующая соблюдать внешние приличия.

Следовательно, далеко не всех «невест» надо тягать на свой насест, а только — особо нужных или тех, от кого отказаться не будет сил. А остальным — оставлять надежду на то, что все возможно. В комнате я застелил койку, сунул разбросанные тряпки в шкаф, поставил пустые пивные банки на подоконник. Через несколько минут, после того, как я навел марафет, в дверь весомо постучали. Надо думать — ногой. Как гостеприимный хозяин, я отворил дверь и в мои апартаменты ввалилась тетя Груня, уже с подносом.

На нем громоздились не судки, а тарелочки, с разложенной на них едою, присланной мне заботливой Лизонькой. Вахтерша выставила все это на стол, положила столовые приборы, завернутые в салфеточку. Судя по сноровке, тетя Груня некогда имела отношение к общепиту. Что же ее довело до вахты в общаге? Накрыв на стол, она хотела было скромно удалиться, но я ее удержал:

— Груня, — сказал я, намеренно опустив обидное слово «тетя», — время обеденное, а мне такую гору еды одному не осилить… Я же — спортсмен!

Вахтерша заколебалась. Колебания ее выразились в колыхании немалых телес, которые с голодухи вполне могли показаться аппетитными.

— Ну не знаю… — протянула она. — Я там попросила Иваныча, нашего сантехника, на вахте побыть… Он бурчать будет, если я задержусь…

В слово «задержусь» она вложила всю силу своей неутоленной страсти.

— А Иваныча мы задобрим вот этим… — возразил я, показывая на банку пива.

От слова «мы», произнесенном мною без всякого подтекста, тетя Груня совсем поплыла. Она опустилась на свободный стул. Тот недовольно скрипнул.

— Ой, что это! — всплеснула сарделечными руками женщина.

— Это — пиво, — ответил я. — Выпущенное к Московской олимпиаде для иностранных гостей… Хотите попробовать?

Она кивнула, хотя глаза ее стали грустными, словно упоминание олимпийских игр доставило ей боль.