Флаг Командора

Картечь весело прошлась по пожарникам. Вторя ей, около одного из орудий рванул порох. Это еще не был венчающий дело взрыв крюйт-камеры, только пролог к нему, но понят он был правильно.

Неясно, уцелел ли на линкоре кто-нибудь из старших офицеров, или все они полегли под огнем снайперов. Если кто и остался – унять дальнейшее ему было не под силу. Матросы в панике заметались по кораблю, начали спускать шлюпки, причем в спешке делали это настолько бездарно, что первый баркас сорвался и, подобно ныряльщику, вошел в воду носом…

Следовавшие за Сорокиным корабли добивать линкор не стали. Бригантина Монблана первой свернула в сторону, подальше от опасного врага, и остальные последовали ее примеру.

Маневр был произведен вовремя. Линкор распух, разлетелся с оглушающим грохотом, и на оказавшихся поблизости кораблях, как английских, так и флибустьерских, пришлось срочно выбрасывать за борт горящие доски, прилетевшие прощальным подарком.

– Сорокин! Уводи ребят!

Командор ожидал, что англичане мстительно набросятся на пиратский флагман, и норовил воспользоваться этим, прикрыв всеобщий отход.

Однако покойный адмирал держал эскадру в ежовых рукавицах. Настолько, что его исчезновение вызвало форменный бардак.

Все три отряда британских кораблей превратились в безобразные неуправляемые скопища. При желании можно было бы атаковать любое из них, да только какое желание могло быть у флибустьеров, когда трюмы ломились от добычи?

Соответственно прореагировал и Командор. Он мгновенно понял, что никаких военных действий в ближайшее время не предвидится и хотя бы четверть часа в запасе есть.

– Уходим! Ну, Валера, теперь твоя очередь. Представь, что мы на королевской регате и пришедшему первым достанется огромный приз. Аккурат в размере нашей добычи.

«Вепрь» стремительно разрезал волны, по сторонам уже без строя неслись остальные пиратские корабли, и полученная фора давала надежду дожить до приближающегося вечера.

– Слушай… – Настроение Ярцева было отличным. В ходовых качествах своего корабля он был уверен, и теперь неудержимо тянуло позубоскалить. Между прочим, тоже реакция на миновавшую опасность. – Неужели адмирал сумел всех убедить, блин, что без него они полный ноль?

Командор посмотрел за корму. На некоторых судах уже успели опомниться, разворачивались, пускаясь в погоню, другие же до сих пор покоились на волнах, словно и не было на них капитанов.

– Разве не так? Хотя могу предложить еще вариант. Покойник затрахал всех так, что они пропустили нас исключительно за оказанное благодеяние. Это у нас полная свобода. Погоня, а канониры поют. Прямо хоть на эстраду выпускай.

Но осуждения в словах Командора не было. Напротив. Ведь когда человек поет такие песни, его невозможно сломать.

Четыре года рыскал в море наш корсар,
В боях и штормах не поблекло наше знамя.
Мы научились штопать паруса
И затыкать пробоины телами…

А погоня… Уйдем! В противном случае преследователям будет много хуже.

…Ведь океан-то с нами заодно,
И прав был капитан: еще не вечер!

37 Кабанов. Запоздалая альтернатива

Говорят, такого разгула на острове не видели давно. Возможно. В годы расцвета меня здесь не было, и сравнивать мне не с чем. Знаю лишь, что последние загулы Граммон устраивал в английском секторе. В знак протеста против политики французского короля. Благо войны тогда еще не было, и флибустьеры разных стран боролись против общего врага.

По мне, так кутежи моих орлов после предыдущих походов ничем не отличались от нынешнего. Разве что участников было поменьше. А в остальном… Во всех злачных местах творилось нечто неописуемое. Гульба, напитки рекой, женщины соответствующего поведения, азартные игры – короче, полный джентльменский набор, вплоть до стрельбы из пистолетов в воздух в качестве привычного аккомпанемента.

Еще бы! Даже после отстегивания неизбежной доли губернатору и королю, этакого своеобразного подоходного налога, у любого матроса осталось столько денег, что можно жить припеваючи добрый десяток лет. Если же вести дела разумно, вложить долю в землю или в какое-нибудь дело – то и вообще всю жизнь.

Что до меня, тут масштаб был иной. Первый поход сделал меня человеком небедным, следующие – состоятельным, последний – богатым. Я вполне мог ощущать себя этаким Монте-Кристо. Не миллионы, однако капитал, позволяющий жить на одни лишь проценты. Если, конечно, найти надежный банк.

Даже прогулянная мной сумма, в сущности, крохотная часть последней выручки, для обычного дворянина представлялась чем-то запредельным, сказочным. Но надо же было подтвердить репутацию!