Флаг миноносца

Земсков поднял Людмилу на руки и молча понёс её. Выстрелы слышались в стороне. Очевидно, немцы потеряли след.

Людмила тихо стонала. Сознание её помутилось. Земсков дважды окликал её, но она не отзывалась. У гребли Земсков опустил Людмилу на землю. Руки его были в крови. Он вынул нож, осторожно разрезал комбинезон и гимнастёрку Людмилы. Пуля прошла навылет пониже правой груди. Промыв рану водкой, он наложил повязку, но кровь проступала сквозь слой бинтов.

По плотине Земсков шёл из последних сил. Скользя и задыхаясь, шаг за шагом он преодолевал путь через заболоченный ручей. Мысли его оледенели. Все плыло перед глазами — чёрное здание мельницы на том берегу, кусты и заросшая зеленью гладь. Луна то двоилась, то снова сливалась в неясный расплывчатый круг. А он все шёл через бесконечную греблю, прижимая к груди свою ношу. Жирная лягушка сидела на листе. Она смотрела на человека до тех пор, пока его не поглотила тень, падающая от мельницы.

Земсков спустился по ступенькам в полуподвал. Луна ярко светила через окно, оплетённое по углам многолетней пушистой паутиной. По неровной кладке каменных стен местами стлались белые пятна плесени. Посреди помещения лежали один на другом два жернова. Земсков положил на них Людмилу. Она открыла глаза:

— Андрей… Это ты? Пить!

Земсков поднёс фляжку к бледным губам Людмилы. Она пила жадно, большими глотками.

— Людмила, Людмила! — повторял Земсков. Только одним этим словом он мог выразить своё отчаяние.

— Андрей, где мы с тобой?

— На Волчьей мельнице. Не говори! Я переменю повязку.

— Не надо. Мне хорошо… — Она обвела взглядом мокрые стены. — Ещё девчонкой хотела прийти сюда ночью. И пришла — с тобой. Андрей, скажи мне ещё раз, как называется эта река?..

— Какая река? — он не сразу понял, чего она хочет.

— Та речка, что мы переходили вброд. Под Майкопом… Помнишь?

— Курджипс она называется.

— Курджипс… — повторила она, — какое хорошее слово! Подыми меня, Андрей. Я хочу сидеть рядом с тобой, как на сеновале в Майкопе.

Земсков приподнял её, осторожно придерживая за плечи. Луна светила им прямо в лица.

— Крепче, крепче держи меня! — сказала Людмила. — Теперь не страшно. Только почему так темно? Я не вижу тебя! Ты — далеко. Ты уходишь, Андрей?..

— Я здесь, Людмила! Смотри же!

— Поцелуй меня… — еле слышно попросила она.

Губы Людмилы были ещё тёплыми, но она уже не почувствовала, его поцелуя. Он положил её голову себе на колени. Дыхание становилось все слабее. Луна уходила из окна. Вместе с ней уходила надёжная душа Людмилы.

Скоро стало темно. Только окно светилось. Ветерок качнул гирлянды паутины, пробрался в подвал. Волосы Людмилы зашевелились и коснулись руки Андрея.

Он ещё долго сидел на холодном мельничном камне. По шоссе, лязгая гусеницами, двигались танки. Много танков. Земсков поднялся, взял автомат и, не оглядываясь, вышел из подвала.

По звукам, доносившимся с дороги, по лёгким шорохам ночи, Земсков не понял, а скорее почувствовал, что кольцо окружения сжимается вокруг полка. Луна уже опускалась за лес. Неуклонно приближался рассвет нового дня. Этот день нужно будет прожить без Людмилы, потому что её нет нигде. Потом будут другие дни, множество бесконечных дней, а её нет нигде и не будет никогда. Впервые в жизни Земсков понял ледяную твёрдость этого слова: «никогда!»

Он не мог думать ни о чем, кроме Людмилы. Её голос заполнял пустоту ночи, её шаги слышались рядом, её глаза светились перед его глазами, и все-таки Земсков видел, слышал и запоминал все.

Пересекая луг, он видел танки, остановившиеся на дороге. А слева по просёлку шла другая колонна, и Земсков слышал её тяжёлый ход. Он запомнил, в каком месте донеслись до него голоса немецких солдат, и в каком направлении прошли неуклюжие немецкие грузовики.

Светало, когда Земсков вышел на развилку дорог. Дальше шла одна дорога на хутор Кеслерово, где находился полк, вернее, два дивизиона и батарея Сомина. Эта дорога пересекала равнину, позволяющую танкам развернуться широким фронтом. Значит нельзя их пропустить сюда. Командир, корректирующий огонь, должен находиться на самой развилке или лучше — чуть подальше, в кустах, лежащих в пространстве между двумя сходящимися дорогами. Вот отличное место для НП!

Невдалеке, в жиденькой посадке у дороги, ведущей в Кеслерово, раздавались выстрелы. Взорвалось несколько гранат. «Это, может быть, Косотруб», — подумал Земсков и побежал к посадке. Навстречу ему выскочили из-за деревьев двое немецких солдат. Земсков поднял автомат, но раньше, чем он успел нажать на спуск, прогремели две очереди. Один из солдат кубарем скатился в канаву, другой упал посреди дороги. Из посадки вышли двое в таких же комбинезонах, как у Земскова. Он узнал своих разведчиков — Иргаша и Журавлёва. Час назад они вышли в разведку по приказанию подполковника Будакова. Группу возглавлял Бодров. В посадке разведчики столкнулись с группой немецкой разведки. Результаты боя были налицо: Бодров и двое разведчиков — ранены, трое, в том числе и радист — убиты. Один вражеский солдат захвачен в плен, остальные истреблены.