В большинстве случаев, если ей не нравилось наше поведение, она укладывала нас к себе на колени и больно шлёпала по голой попе. Если же мы совсем выходили из рамок, она снимала с крючка на кухне тяжёлую деревянную доску. Но доска была скорее инструментом запугивания: ни один из нас не получил ей больше двух порок в жизни. Один из этих случаев особенно интересен, потому что я буквально сам попросил, чтобы меня выпороли.
В то лето, когда нам было по девять лет, мой двоюродный брат Джеймс и я выкрали у дяди Теда, папы Джеймса, пачку сигарет. Мы убегали в лес и выкуривали по паре сигарет, кашляя и давясь, но чувствуя себя очень крутыми. Дженни отказывалась в этом участвовать и убеждала нас, что мы заработаем рак, если не прекратим.
Тем летом я на неделю уезжал жить к школьному другу, и так уж получилось, что пачка сигарет, в которой оставалось не больше половины, за день до этого оказалась у меня. Я сообразил, что мама приберется в моей комнате, пока меня не будет, так что спрятать пачку у себя не представлялось возможным. Не придумав ничего лучшего, я пробрался в комнату сестры и запихал пачку ей под матрац. Я собирался её об этом предупредить, но пока собирался в поездку, я об этом успешно забыл.
Вернувшись через неделю, я удивился, обнаружив, что Дженни отказывается со мной разговаривать. Мне доставались только злые взгляды. Когда я спрашивал у неё, что не так, она уходила из комнаты, стараясь при возможности хлопнуть дверью.
Я не мог понять, в чем дело — никакие мозговые штурмы не объяснили, что же я сделал не так. Наконец, я вспомнил про сигареты.
Дженни смотрела телек в гостиной. Я сел рядышком и, пока она демонстративно не вышла, быстро прошептал:
— Мама нашла сигареты? В этом дело?
— Да! — прошипела она, не смотря не меня. — Я тебя ненавижу!
— Ну, прости! — произнес я жалобно. — Я собирался сказать, но…
В этот момент в комнату вошла мама. Мы замолчали на некоторое время.
— Пойдём, — сказал я. Я ушел в свою комнату, и через несколько секунд Дженни последовала за мной.
Войдя в комнату, она сложила руки на груди и уставилась на меня.
— Как ты мог так меня подставить?!
— Ну, Дженни, я собирался тебя предупредить, просто забыл! — Я даже самому себе не казался убедительным. — А что стряслось?
— А ты как думаешь? Мама расстилала мою кровать и нашла сигареты!
— И что ты ей сказала?
— Ничего. Я не заложила вас с Джеймсом.
— И что дальше?
Дженни села на кровать и произнесла удручённо:
— Она меня отшлёпала.
Мне стало очень дурно. Дженни была в полном доверии у родителей — я доставлял им хлопоты намного чаще, чем она. До этого раза ее уже года два не шлёпали. И все из-за меня!
— Дженни, и что, ты меня не выдала? Тебя же отшлёпали вместо меня!
— Вот именно, — выпалила она. — Мама мне по голой попе надавала! Это больно!
— Очень?
— Очень! Это тебе не пара шлепков! Мне стыдно было, а я ведь вообще не виновата!
Она ясно давала понять, что она меня никогда не простит. Для неё это было очень важно. Мы больше никогда не будем друзьями.
Как близнецы мы все время были вместе, и такая ссора была бы для меня трагедией, ведь это я был виноват, что Дженни отшлёпали. Мне было очень тоскливо.
Я пытался как-нибудь выпросить прощения, но ничего не получалось. Наконец, я придумал:
— Если я сознаюсь маме, и она меня отшлёпает, тебе будет легче? Ведь тогда я буду наказан, а с тебя всю вину снимут?
Хотя я очень боялся быть отшлёпанным, это было лучше, чем ссора с Дженни. И я сам понимал, что заслужил быть отшлёпанным, может от этого даже как-то полегчает.
Дженни призадумалась:
— Ну да, отшлёпать тебя точно нужно. Но этого мало. Надо, чтобы тебе досталось сильнее, чем мне. Вот если доской, тогда я тебя прощу.
Доской! Я был ошеломлен. Мне только один раз доставалось доской, когда я украл у одноклассника деньги. Я прекрасно помнил, насколько это больнее, чем когда шлепают рукой.
Но ворочаясь ночью в постели, я решился. Я расскажу маме, что произошло. Она точно решит меня отшлёпать, и если не выберет для этого доску, то я сам попрошу. Я представил себе, как буду лежать у нее на коленях и получать по голой попе тяжеленной доской. Это было ужасно. Но это был единственный выход.
На утро я рассказал обо всем Дженни. Она засомневалась, но я повёл ее за собой. Мы пришли на кухню, где мама готовила ланч.
— Мама! Мне надо тебе кое-что сказать.
— Да, солнышко? — произнесла она с любопытством.
— Это я подложил сигареты Дженни под матрац.
Мама помолчала немного. Посмотрела на нас внимательно и спросила:
— Это правда?
— Да. Это я их курил. Дженни бы ни за что не стала курить. Она сказала, что от этого бывает рак.
— И она была права, молодой человек! Она тебе рассказала, что я ее отшлёпала за сигареты?
— Да. Вот я и решил признаться. Чтобы ты не винила Дженни. Она ничего не делала.
Мама сняла передник.
— Ну ладно. Очень похвально с твоей стороны, Томми, что ты сознался. Я даже горжусь, что ты собрался с силами. Но теперь я должна тебя отшлёпать. Ты это понимаешь? — она выждала паузу. — Пойдём к тебе в комнату.