Флаги над замками

Киёмаса сел. Медленно и аккуратно тыкнул пальцем в те картинки, которые появлялись на экране по инструкции Юкиты. Точка на узоре извилистых линий тоже появилась.

– Вот, – он протянул вознице телефон, – ты должен ехать за этой точкой. Моя жена села в эту машину.

– О… обалдеть. Я что, детективное агентство?! – возмутился водитель.

– Я заплачу, – сказал Киёмаса.

– Ладно. Платите двойной ночной, и едем.

– Да, – Киёмаса кивнул, и они рванули с места.

– Последний раз тебя прошу, Мицунари, не делай этого. Затаись, не дай себя обнаружить. Пусть все поверят, что ты исчез. Пусть забудут и перестанут искать.

– Нет. Такое случается лишь раз. Я восстановлю свою силу – я много, много ее накопил. Пусть то тело еще не полностью здорово – что мне до этого? Когда моя месть будет завершена – на что мне потомки? Я не вернусь к ним. Я не позволю Иэясу снова уйти от меня.

– В прошлый раз он пришел к тебе, Мицунари. И ты проиграл. Потому что так же был слишком самонадеян. Отступись.

– Нет. Я заберу силу этой девчонки. И тогда мне не страшен ни Като Киёмаса, ни Токугава. Меня никто не остановит.

– Как хочешь. Тогда оставайся один. Я не желаю прыгать в яму, которую ты себе выкопал.

Машина остановилась. Хидэёси сильнее вжался в пол и снова накрыл одеялом лицо. Дышать было трудновато, поэтому он уже несколько раз рискнул высунуться, надеясь, что сидящий впереди возница не заметит этого. Он знал, для чего это одеяло – настоятель при нем закутался в него, когда голый дополз до своего убежища. Видимо, холод очень досаждает после возвращения обратно в человеческое тело. Это означало, что одеяло точно не понадобится до возвращения мононоке, а значит, Хидэёси мог себя под ним чувствовать в полной безопасности. Впрочем, одна только мысль о том, что Мицунари может на него напасть, вызывала смех. Он и правда смеялся, когда Юкита предложил просто подбросить в машину телефон – ведь отслеживали именно его. Глупый мальчишка – да откуда бы ему знать. Дело не в опасности. Чтобы план сработал, Хидэёси должен быть на месте вовремя.

Хлопнула дверь. Настоятель вышел и, по всей видимости, обойдя машину, дернул крышку. Она с едва слышным шелестом открылась. Хидэёси затаил дыхание. Вновь послышалось шуршание, и на него сверху плюхнулось что-то мягкое, как тряпка. «Он раздевается», – понял Хидэёси. Интересно, сколько времени занимает трансформация? Успеют ли подойти все действующие лица? Он надеялся, что да.

Машина закачалась – видимо, настоятель забрался внутрь. Хидэёси напрягся и приготовился, если что, задать стрекача. Через перед машины. Но было тихо. Более того, тишина повисла такая, что в ней исчезли все звуки ночи. Стрекотание цикад, далекий шум проезжающих автомобилей. Такая тишина, наверное, бывает… в могиле. Хидэёси почувствовал, как по телу поползли мурашки. Нет, это был даже не страх, что-то другое, первобытное, зашевелилось внутри. И приказало: «замри». А его и не надо было уговаривать: кажется, что он даже кровь в венах притормозил, чтобы сердце билось не очень громко. И тут, как из черной ямы смерти, на него дохнуло запахом кислой гнили, а потом – смрадом мокрой грязной шерсти. И такой поток животной, всепоглощающей ярости он ощутил, что душу разорвало надвое: одной половинке хотелось бежать с воплями без оглядки, а другой – вцепиться зубами в любого, кто окажется поблизости, и рвать, рвать, рвать, глотая горячую кровь.

…Проклятый, мерзкий Иэясу! Вырвать его черное сердце и жрать его, давясь. От хохота и счастья, от невыносимой легкости и беспредельной сытости покоя. Разрывать нежную плоть клыками и захлебываться горячей кровью и…

Хидэёси стиснул зубы. И заставил себя вспомнить, как нелепо и смешно плясал Иэясу, когда он, Хидэёси, заставил его выйти на подмостки во время спектакля. Он переваливался с ноги на ногу, как настоящий круглый толстый енот. Потом Хидэёси переключил внимание и вспомнил, как четырнадцатилетний Киёмаса пришел к нему похвастаться доспехом и от старания упал на пол вверх тормашками. Потом – как Тятя хотела сорвать хурму и упала в фонтан. И наконец – как Мицунари под Такамацу с гордым и восторженным видом влез на дамбу, строительством которой руководил, и начал вещать о непобедимости их армии. Но было видно, что у него ужасно чешется спина, и он так забавно подергивался, что Хидэёси чуть не умер от смеха во время доклада.