Флаги осени

– Когда Санкт-Петербургу вернули его имя, город Ленинград стал медленно и неотвратимо таять, – с холодным обаянием сообщила корреспондентша. – А между тем в обыденной материальной культуре нашего города советских времён было много своеобразного, печального очарования. Эти пышечные, пирожковые, пельменные… эти пивные ларьки, магазины старой книги, дворцы и дома культуры, под завязку набитые всевозможными кружками и театральной самодеятельностью… – Пирожковых, ларьков и кружков Егор, по причине возраста, помнить никак не мог, однако, частично являясь свидетелем освещаемых событий, слушал комментарий внимательно. – Всё это уходит в никуда. Дворец культуры Первой пятилетки, нашу «пятилеточку», как ласково называли её многие, детьми ходившие туда в кружки и смотревшие там выступления чудесного «Комик-треста», снесли. Пирожковая на углу Литейного и Белинского, где не одно поколение студентов уплетало вкусные и дешёвые пирожки, закрыта. Столь же славная пирожковая на углу Садовой и Гороховой – тоже. Закрыт знаменитый «Букинист» на Литейном – приют добродушных маньяков-библиофилов. Закрыт «Сайгон». Закрыт пивбар «Висла». Опустели витрины «Художественных промыслов» на Невском… А сейчас, вслед за Ленинградом, тает и сам Петербург. Напротив собора Владимирской иконы Божьей Матери возвели в московско-вавилонском стиле зеркальное аляповатое чудовище с ротондой на крыше. Нет половины скверов, где мы гуляли в детстве, а оставшаяся половина трепещет и ждёт неминуемой участи: из каждого сантиметра исторического центра будет выжата прибыль. На глазах исчезает наша родина, наша память, наша жизнь. Казалось бы, о чём грустить? Всё так прекрасно! Сияют витрины дорогих бутиков, бурно размножаются сетевые магазины-монстры… Всё как у всех, всё как у больших. По мнению администрации – очень мило и европно. Это главная идея сегодняшних властей Петербурга – чтобы было европно. Но были ли эти люди вообще в Европе? Видели они маленькие магазинчики и лавочки, которым по двести-триста лет? Прикасались к вековым деревьям в центре столиц? Ступали по камням, покой которых никто не смеет нарушить? Городская среда Петербурга изменяется только в одном направлении – к худшему, и изменяется не каждый день, а каждую минуту. Вот сейчас, пока идёт наша передача, где-то срубают дерево, закрывают магазин, застраивают какой-нибудь милый уголок непарадного, трогательного пейзажа. Ужасное дело: потерять родину, не покидая родины… Но сегодня гражданское общество выходит из спячки. Административная идея снесения ТЮЗа и застройки Семёновского плаца ресторанами и доходными высотками вызвала бурный протест горожан – несогласие с решением Законодательного собрания явилось причиной и сегодняшнего экстравагантного шествия. Мы понимаем этих людей – они не хотят оставаться безучастными к судьбе родного города. Но что они могут сделать, если к их мнению администрация никогда не прислушивалась и не намерена прислушиваться впредь? Возможно, сегодняшняя акция-эксцесс заставит задуматься депутатов ЗАКСа и алчных чиновников о судьбе города, в котором они ведут себя как варвары-завоеватели. Да, в Ленинграде, конечно, было плохое, ненужное, вредное, пошлое, но было и хорошее, ценное, поэтическое… По давнему обычаю уничтожают именно хорошее. Спешите, господа! Приезжайте, срочно приезжайте в наш город – особенно если вы когда-то были молоды, влюблены и при первой возможности бежали в Ленинград проветриться на его балтийском сквозняке. Город вашей памяти исчезает.

Егору комментарий понравился – он не знал, что телевизионная женщина просто с собственными вариациями пересказала недавно прочитанную в «Elle» статью публицистки Москвиной. Знай он об этом, комментарий ему всё равно бы понравился, но его признательность за выбор подходящих слов была бы адресована другому человеку.

2

В действительности возмущение административными планами истребления Семёновского плаца послужило лишь удобным прикрытием дерзкого демарша. Цель его была совсем, совсем иной…

Идея принадлежала Роме Ермакову – человеку из породы вечно молодых людей, лишённых склонности к определённому роду занятий. Некогда, после трёх курсов университета и двух лет армии, в качестве богемного персонажа он подвизался в «Галерее-103», благоденствовавшей в шальные времена перемен на приснопамятной Пушкинской, 10, потом какое-то время мотался по свету, потом вернулся, пописывал что-то в матовый журнал «Красный», пока тот не обанкротился, потом работал рецензентом-ридером в одном помойном издательстве, а в качестве приработка криминально приторговывал для узкого круга знакомых травкой. Исключительно в силу неброской, но изысканной аллитерации, заключённой в его имени и фамилии, товарищи звали Рому Ермакова Тарарам. Именно он, Рома Тарарам, в расшитой бисером шапочке на голове первым вышел сегодня голым на панель улицы Марата.