Фламандская доска

Хулия сняла туфли и засунула их в сумку. Ее ноги сквозь чулки ощутили холод пола, который тут же начал растекаться по всему телу, поднимаясь все выше. В самом лучшем случае приключение этой ночи сулило ей сильную простуду. Так, босиком, Хулия спустилась по лестнице, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы прислушаться и осмотреться, пригнувшись к перилам, однако не увидела и не услышала ничего подозрительного. Наконец она добралась до нижней площадки, и тут ей пришлось задержаться, чтобы решить, как поступить дальше. Отсюда, через несколько залов, отведенных под реставрационные мастерские, она могла дойти до автоматической двери и, воспользовавшись своей электронной карточкой, выйти из музея неподалеку от ворот Мурильо. Другой путь – узкий коридорчик, в конце которого находилась еще одна дверь, ведущая в залы музея. Обычно она была закрыта, но на ключ ее запирали не раньше десяти часов – времени последнего обхода охранников.

Хулия обдумывала ситуацию, стоя у подножия лестницы босиком, с пистолетом в руке. Мраморный пол под ногами казался ледяным, кровь стремительно неслась по венам, отдаваясь толчками в висках и горле. Я слишком много курю, совершенно некстати подумала она, прикладывая к сердцу руку с зажатым в ней «дерринджером». Убежать сломя голову или отправиться в зал номер двенадцать – посмотреть, что там происходит… Второй вариант означал, что ей придется в течение шести-семи минут пробираться одной через пустынные залы. Разве что ей повезет и она встретит по пути охранника, отвечающего за это крыло. Это был молодой парень, который, застав Хулию за работой в мастерской, всегда приносил ей стаканчик кофе из автомата и шутил по поводу ее красивых ног, уверяя, что они являются самым привлекательным экспонатом музея.

Черт побери, мысленно воскликнула она в конце концов. Ей, Хулии, не раз приходилось расправляться с пиратами. Если убийца находится здесь, в здании музея, это подходящий – а может, и единственный – случай встретиться с ним лицом к лицу, потому что должно же у него быть лицо. Ведь это ему придется передвигаться, а она, осторожная утка, будет сидеть тихонько, пошире раскрыв глаза и держа в правой руке пятьсот граммов хромированного металла, перламутра я свинца, которые, если ими воспользоваться с небольшого расстояния, вполне способны диаметрально изменить расстановку сил в этой необычной охоте.

Хулия была охотницей хороших кровей и, что еще более важно, знала об этом. В полумраке ее ноздри расширились, словно вынюхивая, с какой стороны придет опасность; она стиснула зубы и призвала на помощь всю свою ярость, дотоле сдерживаемую воспоминаниями об Альваро и Менчу, всю свою решимость быть не перепуганной насмерть марионеткой на шахматной доске, а опасным противником, готовым при первом же удобном случае рассчитаться оком за око и зубом за зуб. Кто бы он ни был, если хочет встретиться с ней, то получит эту встречу. В зале номер двенадцать или в аду. Бог свидетель, он ее получит.

Она дошла до внутренней двери и, как и ожидала, нашла ее незапертой. Охранник, наверное, находился где-то далеко, потому что тишина была абсолютной. Хулия миновала арку, пересекая тени мраморных статуй, бесстрастно взиравших на нее пустыми неподвижными глазами. Потом она прошла через зал средневековых икон, различая в темноте лишь приглушенные отблески позолоты и золотой фольги, образующей фон некоторых из них. В конце этого длинного зала, слева, находилась маленькая лестница, ведущая в помещения с картинами старых фламандских мастеров. В зал номер двенадцать.

На первой ступеньке Хулия задержалась на секунду, чтобы пристальнее вглядеться в темную глубину зала. В этой части здания потолки были ниже, поэтому лампочки охранной сигнализации освещали помещение немного ярче. В голубоватом полумраке можно было даже различить изображения на картинах. Хулия увидела почти неузнаваемое под покровом теней «Снятие с креста» Ван дер Вейдена: в этом нереальном освещении, придававшем картине некое зловещее величие, на ней выделялись только наиболее светлые участки: фигура Христа, бледное лицо его матери, лишившейся чувств, и ее рука, бессильно упавшая рядом с мертвой рукой сына.

Здесь не было никого, кроме персонажей картин, большинство из которых, окутанные темнотой, казалось, спали долгим сном. Не доверяя этому обманчивому покою, Хулия, впечатленная присутствием стольких образов, созданных руками умерших художников сотни лет назад (они словно следили за ней из своих старинных рам), добралась наконец до порога зала номер двенадцать. Она безуспешно попыталась сглотнуть слюну, чтобы смочить пересохшее горло, еще раз оглянулась – ничего подозрительного не было – и, чувствуя, как сводит от напряжения челюстные мышцы, глубоко вздохнула, прежде чем войти в зал, так, как делают это полицейские в детективных фильмах: держа палец на курке, пистолет – в обеих вытянутых перед собой руках и целясь в темноту.