Фламандская петля

Процесс был открытым и громким. В зале областного суда яблоку упасть было некуда, еще больше людей осталось ожидать вердикта на улице. Копылов посмотрел в зал – сплошь знакомые лица. Бледная до синевы, жалась к простенку жена Марина. Несмотря на то что за последним рядом люди стояли, место около нее оставалось свободным. Никто не захотел сесть возле его жены? Острая боль мгновенно сменилась презрением. Эх, люди…

В первом ряду, плечом к плечу притиснутые друг к другу, сидели Гришка Стрельников и Семен Зимчук. В другой ситуации Антона бы позабавило, насколько похожи их лица, полные напряженного ожидания. Возмездие – вот чего жаждали эти двое. Жена Зимчука в ту ночь сгорела на ферме. И только слепой в Малинниках не знал, что Гришка Стрельников был с ранней юности на ней помешан. Антон встретился с комсоргом глазами. Ненависть. И страх.

Гришка свидетельствовал против Копылова, «топил» его как мог. Несколько раз адвокат возмущенно просила судью не брать показания Стрельникова в расчет. На встречах дотошно расспрашивала Антона, в чем причина такой неприязни, но он не сказал, сам не зная почему. И сейчас, глядя ему в глаза, думал, чего больше в них: обвинения или страха? Причины этого страха – маленькой Лиды Зимчук – в зале суда, конечно, не было. Зато был тот, кто считал себя ее отцом, и Антон перевел взгляд на Семена, а потом снова на Гришку, который побелел и до вспухших желваков сцепил зубы. Впрочем, в желании отыграться на директоре фермы Стрельников был не одинок.

Со скамьи подсудимых абсолютно все, даже Маринка с сыновьями, казалось Антону далеким. На процессе много говорилось о том, что у людей внезапно оборвалась жизнь. Как в буквальном, так и в переносном смысле. Копылов чувствовал себя так, словно и его предыдущая жизнь действительно оборвалась. Оторвалась и медленно отлетает все дальше и дальше, а он стоит на краю пропасти, в которую она падает, и просто смотрит вслед.

Ему сто раз задавали один и тот же вопрос: «Почему?» Почему ты не стал героически вывозить своих соседей, как это сделал Олег Михайлов? Почему не возглавил эвакуацию? Почему не бросился в огонь, как сделали многие? Почему не предусмотрел? Почему не сигнализировал о бедственном состоянии пожарной техники, о халатности ответственных за ее содержание? Копылов молчал, даже не пытаясь оправдаться. Понимал, что оправдания не помогут. Все время, начиная с того страшного утра и до этого самого момента, он пытался понять только одно – почему уехал. Почему не смог остановиться, вернуться… Глубоко внутри ответ был, но признаться себе у него не хватало духа, и от этого душа наполнилась равнодушием. Безразличием к собственной судьбе.

Конечно, Антон знал, что не был повинен в пожаре. Защита вполне убедительно доказала, что даже при условии исправности ничем не помогла бы поселку пожарная машина, а ферму и вовсе было не спасти. Вот только те девять человек, которые сгорели в своих домах… Если бы он вернулся, мог бы вывезти кого-то из них? Возможно, да, а возможно, и нет.

Приговор Копылов выслушал стоя. Десять лет? Осмыслить срок не получалось. Это же четверть прожитой жизни! Мальчишки вырастут без него… Антон поднял голову и через весь зал посмотрел на плачущую Марину. «Они – живы и вырастут». Эта мысль заставила его примириться и со сделанным в ту страшную ночь, и с мрачным будущим, и с гулом возмущения, поднявшимся в зале суда.

* * *

Дед Антон одному ему ведомой тропой пробрался через непроходимую мешанину замшелого повала, сквозь густую стену молодого леса и вышел на «свой» участок. Эту часть леса давнишний пожар пощадил, не ходили сюда и люди – далеко, неудобно. На той стороне реки, за теплицами, было сколько угодно леса, но именно здесь Копылов чувствовал себя хозяином. Мыском вытянутый на пару километров за излучиной Камышовки участок целиком принадлежал ему одному. Деревья подступали к самой воде, а топкий берег зарос камышами, где гнездились утки.

Проверив свою землянку, давным-давно обустроенную под вывернутыми корнями старой ели, и перекусив на скорую руку, дед Антон поднялся и направился ближе к реке. Жара жарой, а от воды всегда сыро. Может быть, и выжила грибница-другая? Бродить в чаще он мог бесконечно долго, иногда по трое-четверо суток не возвращался в поселок.

К своему разочарованию, грибов он не обнаружил. Хорошо знакомые грибницы то ли погибли, то ли спрятались глубоко под землей, дожидаясь живительной влаги осени. Зато ягод было действительно много. Старый малинник вымахал выше его роста, но ягоды в нем оставались крупными и сладкими. Дед Антон не стал продираться насквозь, а пошел по краю, когда боковым зрением увидел что-то непривычное. Что-то, чего здесь раньше не было. Что-то, что не могло быть правдой. Под старой березой возвышался над поникшей травой свежий холмик. Не холмик даже – куча ломаных веток и побуревшей прошлогодней листвы.