Фланкер

— Только крикни, старая колдунья, тут тебе и конец! Испуганная таким внезапным нападением, видя перед собой человека в маске, старуха лишилась чувств. Дон Торрибио, видя, что она ничем не может быть им полезна, приказал завязать ей рот и крепко связать, потом, оставив двоих разбойников караулить двери, он взял у привратницы связку ключей и пошел с остальными товарищами к строению, в котором жили монахини. Дону Торрибио нужно было пройти в келью игуменьи, а ее нелегко было найти, поэтому он приказал разбойникам поднять в строении шум.

Разбойники, войдя в коридор, стали кричать, произносить проклятия, бросались в разные двери, везде рыли, стучали, грабили.

Монахини, привыкшие к спокойствию и тишине, проснулись от этого шума и, как белые голуби, с испугом бросились к келье игуменьи, которая, разделяя их ужас и окруженная ими, открыла дверь в коридор, из которого слышались страшные проклятия.

Внезапно она увидела толпу замаскированных демонов, кричавших, потрясавших всевозможным оружием. Но, прежде чем она успела вскрикнуть, дон Торрибио бросился к ней, и тотчас весь шум утих.

— Не шумите, — сказал он, — мы не хотим причинить вам зло; напротив, мы пришли поправить зло, сделанное вами.

При виде стольких мужчин в масках все монахини онемели от ужаса.

— Чего вы хотите от меня? — прошептала игуменья дрожащим голосом.

— Сейчас вы это узнаете, — ответил дон Торрибио и обратился к одному из своих людей: — Подай серную светильню.

Разбойник молча подал ему то, что он просил.

— Теперь слушайте внимательнее, сеньора. Вчера одна из послушниц вашего монастыря, отказавшаяся несколько дней тому назад принять покрывало, скоропостижно умерла.

Игуменья обвела вокруг себя повелительным взглядом и обратилась к человеку, говорившему с ней:

— Не понимаю, что вы хотите сказать, — смело ответила она.

— Очень хорошо, я ждал этого ответа. Продолжаю. Этой послушнице было шестнадцать лет, звали ее донья Лаура де Асеведо-и-Реаль дель Монте; она принадлежала к одной из первейших фамилий республики. Сегодня утром проходили ее похороны со всей церемонией, обычной в подобном случае, в церкви этого же монастыря, потом тело ее с величайшей пышностью было опущено в склеп, назначенный для погребения монахинь.

Он остановился, устремив на игуменью через маску огненный взгляд.

— Повторяю, я не знаю, что вы хотите сказать, — ответила та холодно.

— Ага! Хорошо, слушайте же еще, сеньора, и постарайтесь воспользоваться этим, потому что теперь вы находитесь в руках людей, которые, клянусь вам, не тронутся ни вашими слезами, ни стонами, если вы вынудите их на дальнейшие меры.

— Делайте что вам будет угодно, — ответила игуменья все так же холодно. — Я в ваших руках; знаю, что, по крайней мере в настоящую минуту, мне неоткуда ждать помощи. Бог даст мне силы перенести мучения.

— Сеньора, — ответил, усмехаясь, дон Торрибио, — вы богохульствуете! Это смертный грех, добровольно творимый вами, но это ваше дело, меня оно не касается. Мое дело вот какое: вы сию же минуту должны указать мне вход в склеп и место, где покоится донья Лаура де Асеведо; я поклялся похитить ее отсюда во что бы то ни стало. Что бы ни было, но клятву свою я исполню! Если вы сделаете то, что я прошу, все мы с телом покойной тотчас удалимся, не тронув ни малейшей вещички из несметных богатств этого монастыря.

— А если я не сделаю этого? — ответила игуменья надменно.

— В таком случае, — произнес дон Торрибио с ударением, отчетливо выговаривая каждое слово, — монастырь будет разграблен, а вы подвергнетесь такой пытке, которая, надеюсь, развяжет вам язык.

Игуменья презрительно улыбнулась.

— Начинайте с меня, — сказала она.

— Именно это я и намереваюсь сделать. Эй! — крикнул он разбойникам. — За дело!

Два разбойника выступили вперед и схватили игуменью, которая и не думала защищаться. Она стояла неподвижно и с виду спокойно, но легкое подрагивание бровей выказывало тщательно скрываемую ею внутреннюю бурю.

— Это ваше последнее слово, сеньора? — спросил дон Торрибио.

— Исполняй свою службу, палач, — презрительно ответила она, — попробуй победить волю старухи.

— Начинайте! — приказал он державшим игуменью разбойникам.

— Подождите! Остановитесь, ради самого Бога! — воскликнула молодая девушка, смело бросаясь к игуменье и отталкивая разбойников.

Эта девушка была той самой послушницей, с которой говорила игуменья в минуту вторжения в монастырь разбойников.

Наступила минута колебания и общего удивления.

— Молчи, я приказываю тебе, — крикнула игуменья, — пусть я буду мучиться, Бог все видит!

— Именно потому, что Он нас видит, я и буду говорить, — решительно ответила послушница. — Это Он послал сюда этих незнакомых мне людей, чтобы помешать свершению великого преступления!.. Идите за мной, господа, вы не должны терять ни минуты, я проведу вас к склепу.

— Несчастная! — воскликнула игуменья, с бешенством вырываясь из рук державших ее разбойников. — Несчастная, теперь на тебя падет мой гнев!

— Я это знаю, — печально ответила девушка, — но никакое личное побуждение не помешает мне исполнить святой долг.