Флавиан

Да, нет, не секрет, тем более, что того человека здесь и нет уже давно. Лет восемь назад, у нас работала небольшая бригада маляров из К-а, белили церковь известью, попутно подштукатуривая всякие выбоинки да трещинки. Было их четверо; отец за бригадира, два сына и зять, работящие, непьющие, ну и, не то чтобы верующие, но и не безбожники, профессионалы хорошие. Младшего из сыновей звали Олегом, год лишь, как из армии вернулся. Хороший, скромный работящий паренёк, а в миру себя не находил. Девчонки его как-то не интересовали, гоняться за деньгами да материальным благополучием, тоже ему было не интересно. Его душа просила чего-то большого, настоящего, серьёзного. И, надумал он в «контрактники» в Чечню податься. Родные отговаривают, а он — мне за Родину посражаться хочется, кто-то же её должен защищать! Так и решил — после работы на церкви, отдохнуть недельку и в военкомат. А, так как был он парнем ловким и сильным, то отец его на самые высокие и неудобные места работать посылал, барабаны под куполами белить, шатёр колокольни и тому подобные. И, вот, было это как раз под Сергиев день, я в сторожке сидел, синодики переписывал, маляры колокольню добеливали, к празднику хотели успеть, слышу в открытое окошко, вроде крик и ударилось что-то о землю. Вбегает ко мне бригадиров зять с круглыми глазами, кричит — Батюшка! Олежка наш убился, с колокольни упал!

Я выскакиваю, конечно, бегом к паперти, а там Олег лежит на плитах распластанный, над ним отец и старший брат на коленях, однако, крови не видно. Тут моя Серафима подскочила, оттолкнула мужиков, врач, как никак, давай Олега осматривать да обслушивать. Потом, подняла голову, смотрит на отца Олегова и спрашивает:

— А, упал-то, он откуда?

Тот отвечает: — Да, вон, с самого верху шатра, от второго окошечка, метров с двадцати двух примерно.

Серафима уставилась на меня — Ничего — говорит — не пойму тогда.

И, опять, давай Олега осматривать да ощупывать.

Вдруг, упавший открывает глаза, улыбается радостно и говорит — мать Серафима, батюшка! А, как в Посад доехать?

Мы ему, — Лежи, не шевелись, какой Посад, сейчас «скорую» вызовем! — мол, мало ли что человек в шоке сболтнёт.

А, он — скок, и на ногах стоит! — Не надо «скорой», я весь целенький! — и улыбается во весь рот.

Но, мать Серафима — кремень — заставила-таки свозить в Т-скй травмпункт на рентген, — не дай Бог, какие скрытые травмы. Старший брат его на своей «шестёрке» свозил, мать Серафима с ними ездила.

Рентген ему там сделали, осмотрели, и, с руганью прогнали — С каких, мол, он у вас двадцати двух метров на каменные плиты упал?! Он и со стула на ковёр не падал! Ни синячка, ни ссадинки!

Вернулись они, сели мы за столом в сторожке, чай пить, все вместе. Олег рассказал:

— Как я на козырьке оступился, до сих пор и сам не пойму. Я, как раз, страховку от монтажного пояса отцепил и на неё ведро с известью повесил, чтобы удобнее было местоположение поменять, стал через козырёк переступать, и тут кроссовка соскользнула. Я только успел понять, что вниз лечу, и подумать — Конец!

— Нет, Олег, не конец! — слышу. Вижу, что я стою на земле, но не здесь, а в другом каком-то месте, на пшеничном поле, пшеница на нём высокая, и васильки яркие между колосьев, и монастырь вдалеке виднеется большой. Колокольню я хорошо запомнил, красивая такая, высокая, голубая с белой отделкой, и купол в виде чаши богатой с крестом. Рядом со мной старенький монах стоит, светленький весь такой, борода белая-белая. Смотрит он мне в глаза, а мне так хорошо-хорошо! Говорит он мне:

— Это не конец, Олеже, это начало другой твоей жизни. Ты воином хочешь быть, Родину защищать — это хорошо. Но на Кавказ тебе ехать, воли Божьей нет. Христу сейчас другие воины нужны. Приезжай ко мне в Посад, я тебя воином Христовым сделаю.

Сказал это, повернулся и пошёл к монастырю через пшеницу с васильками. Я, было хотел за ним, а тут, меня кто-то толкает, открываю глаза — надо мной мать Серафима, вокруг все вы.

Я, с полки икону преподобного Сергия достал, показываю Олегу.

— Он? — спрашиваю.

— Он! — и сияет весь.

— Ну, тогда — говорю — бери, вот, листок бумаги и ручку, пиши как в Сергиев Посад проехать.

Дня, через три они всю работу закончили, рассчитались и уехали. А, через полтора месяца, мне из Троице-Сергиевой Лавры письмо пришло, коротенькое: «Помолитесь обо мне, батюшка. Принят в число братии Троице-Сергиевой Лавры. Послушник Олег».

А, ещё через три с половиной года, новое: «Помолитесь обо мне, отче Флавиане. Сподобился принять постриг в мантию с именем Сергий, во имя преподобного Сергия Радонежского».

Вот так. Последний раз я виделся с ним в Лавре пару месяцев назад. Отец Сергий уже год, как иеродиакон.

— А, что такое — иеродиакон?

— Иеродиакон — значит — монах диакон. Если диакон «белый» то называется просто диакон, а если монах то иеродиакон.

— Подожди, а что значит «белый»?