Флавиан. Жизнь продолжается

— Лёша, позвони-ка батюшке, я думаю, что он уже давно на ногах. Я пойду, посмотрю в комоде чистую белую футболку, думаю, она пригодится.

Футболка пригодилась.

За обедом у нас присутствовали два дорогих гостя — отец Флавиан и «новопросвещённый раб Божий» Николай-Шамиль, принявший святое крещение с именем недавно прославленного Государя-мученика.

Кажется, в воздухе запахло венчанием!

ГЛАВА 4. СПРАВЕДЛИВОСТЬ

И вот так всегда!

Господи! Ну когда же я научусь смиряться!

Стоило мне погрузиться в глубины высокого богословия и приблизиться к познанию понятий «исихазм» и умное делание, как приходит богословски неразвитая, приземлённая мать Евлампия (как обычно, полночи промолившаяся в детской комнате над кроватками спящих «красотулечек ненаглядных») и, глядя на меня, даже как будто и с укоризной, заявляет:

— Алексей! Ведро колодезное опять оторвалось. Лучше бы его к цепи стальным карабинчиком прикрепить, как у Семёна Евграфовича, а не проволочкой алюминиевой! Вы бы достали ведёрко-то, я уже багор от соседа принесла, только вот мои руки коротковаты, сама не дотягиваюсь.

Ну и как тут духовно развиваться?!

Ведро я достал.

Звоню:

— Семён Евграфыч! Ты дома? У тебя случайно не завалялся, взаимообразно, запасной карабинчик, вроде того, которым у тебя ведро в колодце крепится? А то моё четвёртый раз за лето обрывается с проволоки, а мать Евлампия взглядом обличает!

— Приходи, Лексей! Подберём тебе карабинчик!

— Мать Евлампия! Ну, скажите, разве я не смирен?

— Не смирен, Лёшенька! Ох, ещё пока не смирен!

Вот так! Это я ещё и не смирен! Вот что значит богословская необразованность в нашем женском приходском монашестве!

Во дворе у Семёна звенит циркулярка — Семён с Юрой-спецназовцем нарезают у сарая какие-то бруски.

— Бог в помощь труженикам! Семён, Юра, здравствуйте!

— Здорово, Лексей! Пожди минутку, уже заканчиваем!

— Может, помочь чего?

— Нет, спаси Господь, последний брус дорезаем.

Циркулярка замолкла.

— Алексей, ты торопишься? А то, может, чайку с нами выпьешь?

— Выпью, Семён Евграфыч, всё равно мои все к Солодовниковым на день рождения их Ксенички пошли, а я книжку читал, да тут это ведро… Нина-то дома?

— Тоже у Солодовниковых, именинный пирог им понесла, с ягодами.

— О! Ну почему это не у меня день рожденья?

За разговором Юра-спецназовец вернулся из летней кухоньки с закипевшим чайником в одной руке и гроздью кружек на пальцах другой. «Фирменный» Семёнов чай на травах заблагоухал на заднем крыльце, где мы наскоро расположились. Юра быстрыми точными движениями нарезал на дощечке утренний домашний Нинин хлеб, поставил миску с кусками сотового мёда, взял по кусочку того и другого, и тихо присел на нижней ступеньке, поставив перед собой большую алюминиевую армейскую кружку с дымящимся напитком.

Юра был, как всегда, молчалив и задумчив. Левая, изуродованная осколком гранаты, кисть руки двумя работающими пальцами сжимала ломоть ароматного хлеба, от которого Юра, не торопясь, отламывал кусочки и аккуратно клал в рот.

Появился Юра у нас в Покровском весной, вскоре после Пасхальной недели, точнее, был «появлён». Я как раз присутствовал при этом.

Помогая звонарнице Аксинье поменять некоторые верёвочки на «языках» колоколов, пообтрепавшиеся за время пасхальных трезвонов, и, между делом, любуясь открывавшейся сверху колокольни умиротворяющей панорамой весеннего Покровского, я первый заметил приближающийся к селу в клубах пыли видавший виды милицейский УАЗик Михалыча, начальника 2-го отделения милиции в Т-ске, большого почитателя отца Флавиана.

Вместе они проводили какую-то воспитательную работу с трудными подростками, результатом которой стало воцерковление всей семьи самого подполковника и примерно трети личного состава сотрудников его отделения.

— Батюшка! К нам гости! — перегнувшись через перила, крикнул я Флавиану, сидевшему с какой-то старушкой на скамеечке у колокольни, — Михалыч «при исполнении»!

Флавиан махнул мне спускаться, поднявшись с лавочки, благословил старушку и отправился к воротам встречать гостей.

Из подъехавшего милицейского УАЗика, действительно, вылез Михалыч. Не стесняясь молоденького сержанта, сидящего за рулём, подполковник снял фуражку и чинно принял благословение от Флавиана. Они облобызались троекратно.

— Батюшка! Я к тебе за помощью, как всегда. Выручай! Или ты ему мозги поставишь на место, или он кого-нибудь убьёт и я его посажу, а не хочется совсем. Парень хороший, честный, только вот малость этой войной чеченской проклятой сдвинутый. Сегодня я его чудом «отмазал», а за завтра не ручаюсь. Возьмёшь «подарочек»?

Флавиан молча кивнул.

Михалыч сделал знак шофёру, и тот вместе с другим, постарше, милиционером вывел из задней двери сухопарого, жилистого паренька в камуфляже без погон и в наручниках. Это был Юрка.

— При батюшке бузить не будешь?

Парень, опустив глаза, мотнул головой.

— Снимите наручники. Батюшка, кваском холодненьким не напоишь? — Михалыч вытер лоб и шею носовым платком.