Флегетон

У поручика Голуба был полный порядок, пулемет уже стоял в полной готовности, а нижние чины хлебали какое-то варево, которое, как оказалось, поручик Голуб обнаружил во всеми забытой полевой кухне, чудом уцелевшей в Мурза-Каяш. Узнав расположение кухни, я отправил туда гонцов, проверил сектор обстрела пулемета и убедился, что больше мне здесь делать нечего. Поручик Голуб, похоже, действительно проснулся. Я уж было совсем собрался дальше, как заметил странную картину. Поручик, которого я отпустил обедать, мирно хлебает упомянутое варево из одного котелка с каким-то нижним чином, от которого за версту несет Рачьей-Собачьей Красной Армией. Хлебают себе, беседуют и даже смеются. Нет, конечно, вольному воля, но чтоб поручик Голуб! Да еще чтобы смеялся! Он и улыбается-то раз в полгода. Ну, а про его любовь к господам большевикам подробно и распространяться не следует. В общем, меня разобрало любопытство, и я подсел к ним третьим, тем более, моя ложка была, как всегда, за голенищем.

Выяснилось, что мир тесен. Во взвод к поручику Голубу попал его односельчанин, чуть ли не сосед. Поручик даже успел год или два поучить детишек этого соседа уму-разуму в местном народном училище. А почему поручик улыбаться начал, вскоре также стало ясно. Оказывается, краснопузый рассказывал ему о свадьбе его собственной сестры. Сестра нашего поручика, как сообщил красный герой, вышла замуж не за кого-нибудь, а за сына председателя сельского совдепа. Вот уж неизвестно, радоваться или нет таким вестям. Впрочем, поручика Голуба можно понять: его семья жива и здорова, правда, сам он числится пропавшим без вести на Германской, но это, быть может, и хорошо.

Я сунул ложку за голенище и пробрался по ходу сообщения во второй взвод, где распоряжался прапорщик Немно. Тут тоже все было как следует: нижние чины приводили в порядок бойницы, углубляли ходы сообщения и, вообще, носились, как пчелки. Прапорщик Немно стоял посредине, блестя своими цыганскими глазами и время от времени вдохновляя нерадивых точными ударами сапога, так сказать, под хлястик.

Про цыганские глаза я написал без всякого преувеличения. Прапорщик Немно оказался самым настоящим цыганом, правда, цыганом, закончившим Петербургский технологический институт и успевшим получить на Германской Анну и Станислава. Он – военный инженер, но ушел из армии после Бреста, жил в Крыму и попал под последнюю мобилизацию. Дело свое цыган знал, проверять тут было нечего, и я для порядка велел лишь подсыпать бруствер в пулеметном окопе. Заодно удалось угоститься моим любимым «Мемфисом» – у прапорщика оказался неплохой папиросный резерв.

В третьем взводе картина была совсем иная. Грустная картина: взвод попросту спал. А ведь здесь почти половина были юнкера, можно сказать, гвардия. Конечно, мальчишек могло сморить, но чтоб так завалиться спать, не оборудовав огневую позицию и даже не выслав охранения!.. Я пнул сапогом первого попавшего слугу Морфея, поинтересовавшись, где взводный. Ну конечно, прапорщик Геренис мирно спал, завернувшись в шинель. Молоденький такой мальчик – лет девятнадцати, не больше. И прапорщика он получил только что, за успехи в учебе. Я вздохнул и пошел искать поручика Усвятского. Тот, как оказалось, не терял времени даром и уже организовал двоих штабс-капитанов из 13-й дивизии на партию в преферанс. Пришлось поманить его пальцем и направить в третий взвод.

На переправе покуда все стихло, но слева грохот усиливался, в воздухе вновь проскрежетали «Ньюпоры», а за Сивашем то и дело продолжали взлетать сигнальные ракеты. Штабс-капитан Докутович, только что вернувшийся от генерала Андгуладзе, успел прокричать мне, что бой идет по всему фронту, красные атакуют Перекоп, а связь все время рвется. Я догнал его и поинтересовался, что, собственно, предстоит делать нам. Он немного отдышался и пояснил, что пока вместе с 13-й дивизией будем держать брод у Мурза-Каяш, ну а там будет видно.

Красные дали нам передохнуть не больше часа. Поручик Усвятский только успел доложить, что привел третий взвод в божеский вид, надрал уши прапорщику Геренису и оборудовал пулеметное гнездо, как из-за Сиваша ударили тяжелые гаубицы, и колонна красных вновь поперла на нас. Я крикнул по цепи, чтоб без команды не стреляли и, послав поручика Усвятского во второй взвод, сам поспешил в расположение третьего. Прапорщик Геренис имел не просто смущенный, а совершенно несчастный вид. Он начал было бормотать нечто вроде извинений, но я прервал его и велел заниматься взводом, повторив приказ не стрелять без команды. Заодно поглядел на его уши: они оказались обычного цвета, а значит, поручик Усвятский надрал их все же не в прямом, а в фигуральном смысле. Я достал свой трофейный «цейс», с которым не расставался с 16-го, и стал наблюдать.