Флейшман в беде

В ту ночь я перечитала несколько статей Арчера. И немножко поплакала: было обидно, что моя карьера кончилась и я даже не успела съездить за счет редакции в Чили поесть голыми руками мозгов козла. Но я тут же сообразила: меня никогда не послали бы в Чили, чтобы я там ела голыми руками мозги козла. Пусть читатели любят то, что я пишу, пусть мои произведения пользуются популярностью. Я могла делать что угодно, но не могла стать мужчиной. Но в то же время я не думала, что при случае взяла бы голову козла, отломала челюсть и поступила бы так, как требуют обстоятельства. У кого поднимется рука такое проделать даже с мертвым козлом? Возможно, в этом смысле система была устроена правильно.

Я сказала Адаму, что решила бросить работу. Я сказала, что хочу больше времени уделять Саше, и это в каком-то смысле была правда, но на самом деле я чувствовала себя униженной и просто хотела уйти, но не знала, куда еще себя деть. Я пошла в редакцию и подала заявление об уходе. Мой агент сказал, что я сглупила. Мне следовало бы попросить контракт, по которому я бы писала одну статью в год, чтобы не «выпадать из игры». Он не понимал, что на самом деле я никогда и не попадала в игру. Я сказала ему, что хочу писать романы. Я в самом деле попробовала написать роман – для подростков, про двух сестер, которые обнаруживают, что их родители – шпионы. И еще роман для взрослых, про трех братьев, которые лишаются наследства. И еще один, про женщину, которая переезжает в пригород и организует вооруженную банду из других мам школы, в которой учатся ее дети. Я посылала две страницы, десять или тридцать страниц своему агенту, и он говорил одно и то же: что мои персонажи не вызывают симпатий у читателя. Я думала про Арчера. Его персонажи тоже не вызывали симпатий. Он сам не вызывал симпатий. Я подумала о том, сколько трудилась, чтобы моя писанина нравилась читателям. Я вспомнила курсы писательского мастерства, на которые ходила в университете. Преподаватель, циничный сценарист, по чьим сценариям был поставлен ровно один фильм, сказал: если персонаж не вызывает читательских симпатий, можно наградить его хромотой или выдать ему собаку. Это поможет. Я сделала одну из мамаш, входящих в банду, хромой, и агент написал на полях: «Это что еще за хрень?» Он сказал, что мне нужно писать правдоподобнее. И вот несколько месяцев назад я взялась за новую книгу для подростков – на материале своей юности, ту самую, которая теперь никак не писалась, и послала десять страниц агенту. Это было месяца четыре назад, но он так и не ответил. Я снова перечитала уже написанное и поняла, в чем загвоздка. Мой голос оживал только тогда, когда я рассказывала о ком-то другом; моя способность видеть истину и экстраполировать человеческие чувства на основе увиденного и услышанного не распространялась на меня самое.

Я уснула в парке и провела то ли несколько минут, то ли несколько часов в галлюцинаторном пейзаже меж сном и явью. Когда я проснулась, вейпа при мне уже не было.

Как это может быть, что на дворе все еще август? Сколько еще дней до зимы? Сколько – до возвращения детей из лагеря? Сколько еще ночей он будет лежать в одиночестве? От Рэйчел по-прежнему не было ни слуху ни духу. Она не знала, что ее дети уехали в загородный лагерь. Если бы они умерли, об этом она тоже не узнала бы.

Дома было невыносимо. Жара к вечеру не рассеивалась. В телефоне у Тоби кишели женщины и только раздражали его. Он подумал, не позвонить ли Джоани, но под каким предлогом? Чего он мог бы от нее хотеть? Он посмотрел несколько видеороликов о встрече солдат, вернувшихся из зоны боевых действий, со своими детьми. Но ему не полегчало. Этот гребаный день всё не кончался.

Он посмотрел расписание занятий в студии йоги. Йоги в расписании не было, только какой-то «Метод ЙогаДэ», который якобы представлял собой силовую тренировку в сочетании с йогой, танцами и «внутренней духовной работой». Хуже все равно не будет, решил он и переоделся в шорты и футболку.

Он вошел в студию – единственный мужчина – и попытался понять, не пропустил ли чего-нибудь в описании. Но его появлению никто особо не удивился, так что он взял себе валик, на каких сидели все остальные, и пошел через зал к свободному месту.

– Тоби!

Он обернулся. На полу в сплошном фиолетовом лайкровом костюме для йоги сидела Нагид.

– Так вот куда ты ходишь снимать женщин! – сказала она.

Он засмеялся:

– Нет, я сюда хожу повидать женщин, которых мне хочется снять. – Может, и не очень остроумно, но неделька выдалась та еще. – Здесь место свободно?

– Ты что, выслеживаешь меня?

– Я здесь занимаюсь йогой.

– Ты очень продвинутый. Кажется, я еще ни одного мужчины, кроме тебя, здесь не видела.

– А ты-то что тут делаешь? Ты совсем не рядом живешь.

– Я договорилась позаниматься вместе с подругой, но она в последний момент сказала, что не придет.

– Ты ведь знаешь, что сюда ходят только мужчины, железобетонно уверенные в своей мужественности?