Флейшман в беде

Честно, никто из нас не мог бы предугадать, как сложится жизнь у Тоби. Нам было по двадцать лет, когда мы познакомились в Израиле, во время учебы за границей по обмену. Мы еще не знали, что у неуверенности в себе есть градации: мы думали, что она у нас у всех максимально высока. Конечно, она принимала разные формы, но страдали мы все одинаково. Впрочем, мы верили, что в конце концов это пройдет. Но что касается конкретно Тоби, мы не знали, что детство, проведенное в теле толстого коротышки, сделало его неполноценным в собственных глазах – сначала в глазах его матери, потом в собственных, а потом, как самоисполняющееся пророчество, – в глазах всех остальных людей. Мы еще не знали, что он больше не будет расти – он где-то прочитал, что у юношей иногда бывает внезапный скачок роста в двадцать с небольшим лет. А главное, мы не знали, насколько тяжелую травму он получил, желая других и желая быть желанным для них, но не получая желаемого.

В вечер нашего знакомства, двадцать лет назад, Тоби сидел на полу в забегаловке-разводиловке для туристов под названием «Дварец (sic!) эликсира». Там подавали подогретое вино в бокалах с засахаренной кромкой – сейчас о таком и думать противно, но тогда это казалось нам потрясающей экзотикой. Играл Боб Марли – его CD был единственным, что имелся в забегаловке, но тогда мы этого еще не знали. Тоби сидел у стены, глядя налево, туда, где Сет охмурял одну из официанток. Сет был высокий, спортивный и с кудлатой стрижкой мажора. У Тоби волосы никогда бы не стали спускаться такими плавными волнами; если он их отращивал, они так и продолжали торчать вверх и в стороны. Он и Сет были свежеиспеченными соседями по общежитию. Они познакомились три дня назад и с тех пор каждый вечер ходили в разные забегаловки. И каждый вечер Тоби наблюдал подобную сцену. На второй раз он уже перестал спрашивать себя, что такое знакомство с новым соседом – колоссальное везение или худшее, что могло произойти с его самооценкой, и без того упавшей ниже плинтуса.

Официантка весь предыдущий час игнорировала Сета. Вероятно, она привыкла производить сокрушительное впечатление на только что прибывших американских студентов. Но Сет ей до сих пор не попадался. Он все время спрашивал ее, как переводится на иврит то или иное слово в английском меню. Ведь это же вопросы по делу, так почему она не отвечает? «Ну пожалуйста, – говорил он, – пожалуйста, пожалуйста, скажите. Я новичок в этой стране. Ну пожалуйста, мы ведь товарищи, камрады, компатриоты». Тоби смотрел, как официантка начинает тяготеть к Сету, словно прилив к Луне. Она постепенно оттаивала и склонялась поближе, читая слова, на которые он указывал, а потом глядя ему в лицо, когда он повторял за ней. Просто удивительно, как люди теплели к Сету – как женщины таяли перед Сетами мира сего. Тоби к тому времени проучился в университете два года – достаточно долго, чтобы понять: то, что творилось с ним в старших классах, не аномалия. Он понял, что обречен вечно играть роли второго плана при парнях вроде Сета. То ли дело было в его росте, то ли в его чувствах по поводу собственного роста, то ли ему в самом деле не хватало шарма, красоты и харизмы.

В тот день мы приехали на автобусе из Тель-Авива – я и Лори, моя соседка по квартире, рыжая девица с торчащими передними зубами (она была откуда-то из штата Миссури, но не из Сент-Луиса). То был первый и, кажется, единственный вечер в Израиле, когда мы с ней пошли развлекаться вместе. Мы сели на пол рядом с Тоби, и пока Лори осматривалась кругом, я наблюдала, как он наблюдает за Сетом, наблюдающим за официанткой. Дрочка по кругу, или наблюдение за наблюдателем в стиле телеканала National Geographic. Официантка уже сидела на полу рядом с Сетом. Я тоже сидела, но обхватив себя руками. Тоби повернулся к своему бокалу, чтобы отхлебнуть вина, и увидел, что я за ним слежу.

– Я думал, израильтян в армии учат приемам самообороны, – сказал он.

Он был родом из Лос-Анджелеса и изучал биологию в Принстоне. Происходил из семьи потомственных врачей и сам всегда хотел стать врачом. А я была из Бруклина, из семьи с кучей дочерей, которые должны были перейти из своих детских спален прямо в спальни к мужьям, без промежуточных остановок. Я жила с родителями и каждый день ездила на занятия в университет Нью-Йорка. Учеба по обмену в одобренной матерью стране была для меня единственным способом вырваться из дома. Мы с Тоби продолжали разговор, наблюдая, как Сет охмуряет официантку. Мы обсуждали его ходы на манер спортивных комментаторов. Обменявшись с Тоби буквально пятью словами, я уже понимала, что мы на одной волне. Мы пользовались одними и теми же приемами защиты: сарказмом, придирчивостью, броней начитанности, которая, как мы надеялись, подчеркивала, что мы умнее окружающих. Тоби мне понравился. Он даже мог бы мне понравиться в том самом смысле.