Флейта Аарона. Рассказы

— Какой же тогда смысл отправляться в далекий путь? Ведь вы не переделаете себя этим.

— А может быть, все-таки что-нибудь да переменится.

— Нет. На Мальте ли, в Лондоне ли — вы всегда будете тот же, — с раздражением настойчиво твердил Аарон.

— Вы выносите мне приговор без суда! — пошутил Лилли, не изменяя своему добродушному тону. Вода в кастрюле закипела. Он убавил пламя газовой плиты и опустил в воду горсть соли. — Но вы забываете, что человек — существо сложное. Новые места пробуждают в нем новые свойства и силы. Если бы это было не так, вы и по сей час жили бы дома, со своей семьей.

— Сущность человека не меняется, — возразил Аарон.

— Вы думаете? Что же тогда остается делать человеку?

— Стараться извлечь из жизни как можно больше наслаждений и спокойно ждать ее конца.

— Отлично. Считайте, что я отправляюсь путешествовать в поисках наслаждений.

— Отлично, — согласился Аарон. — Но в таком случае вы поступаете, как всякий средний человек. Между тем вы говорите о себе так, будто собираетесь совершить нечто необыкновенное. Ваше путешествие ничем не отличается от прогулки человека, намеревающегося зайти в кабак. Разница только в том, что вы говорите о нем возвышенными словами и изображаете дело так, будто отправляетесь на поиски философского камня или за чем-нибудь в этом роде. На самом же деле вы просто стараетесь убить время, пока оно еще не убило вас.

Лилли не ответил. Не было еще и семи часов вечера, но небо заволокло темными тучами, и в комнате стало сумрачно. Мужчины некоторое время думали молча. Слышно было только тихое гудение газовой плиты.

— Это не совсем верно, — негромко произнес Лилли.

— Чем же неверно? Вы говорите и стараетесь внушить людям, будто вы стремитесь к чему-то особенному. Но чем вы отличаетесь от других? Разве вы совершили что-нибудь более значительное, чем, например, Джим Брикнелль или я? У вас только запас слов богаче, — вот и все!

Лилли был неподвижен и сумрачен, как тень.

— Я готов согласиться, что во многом вы совершенно правы относительно меня, — сказал он глухим голосом. — Но кое-что вы все-таки упускаете из виду. Разве и в самом деле во мне нет ничего иного, кроме того, что есть у пьяницы, бегущего в кабак?..

— А что же именно?

Вопрос прозвучал в сумраке комнаты, как капля воды, падающая в глубокий колодец. Лилли ответил на него не прямо.

— Мне кажется, что человек может научиться владеть своими высшими духовными способностями, — тем, что буддисты называют душой. Но только, в противоположность учению буддистов, мы вовсе не должны вытравлять из себя чувства любви или ненависти, — вообще человеческие страсти. Можно любить, можно ненавидеть и в то же время в глубине души сохранять ядро своей личности в состоянии невозмутимости и покоя. Вот этого я и желал бы достичь…

— Да, — четким голосом, за которым он старался скрыть закипавшую в нем злобу, произнес Аарон. — Все это хорошо, пока вы сидите в покое и ведете разговоры на подобные темы. Но если бы обстоятельства лишили вас возможности вести такие беседы, если бы они заставили вас жить и действовать, вы не сохранили бы своей души «в покое и невозмутимости», как вы говорите, — ею владел бы какой-нибудь из бесенят, правящих человеческой жизнью, и трепал бы ее в свое удовольствие, как старую тряпку!

— Вы не поняли меня, — терпеливо ответил Лилли. — Я вовсе не ищу нирваны, отрицательной нирваны. Моя нирвана не уводит меня от людей. Можно жить внутренно в уединении и, тем не менее, поддерживать близкие отношения с людьми, разделять их жизнь. Так я живу с Тэнни…

— Может быть. Только я не понимаю этих словесных хитросплетений. Я предпочитаю считать себя человеком, направляющимся в кабак.

— Вы спорите, как женщина, Аарон.

— В таком случае не лучше ли нам заняться картошкой? — резко оборвал тот.

Лилли быстро отошел от шкафа и повернул электрический выключатель. При свете все в комнате изменилось. Она стала гораздо уютнее, чем днем. Две большие темные ширмы загораживали кровати. В передней части комнаты стоял рояль с раскрытыми нотами. На письменном столе были разложены бумаги. Лилли поставил на газ сковородку, чтобы поджарить ломти белого хлеба. Потом выдвинул на середину комнаты небольшой круглый стол, умело накрыл его синей скатертью с белыми полосами, расставил тарелки и стаканы. Аарон не пошевелился. Ему претило заниматься домашними делами, и за время их сожительства Лилли всегда делал по хозяйству все один.

За время недолгой совместной жизни оба они приобрели то бессознательное понимание друг друга, какое бывает между братьями. Они были родом из одной страны, вышли из одного класса. Каждый из них легко мог бы, по случайной игре судьбы, оказаться на месте другого. И, как бывает между братьями, между ними установилась глубокая, но неосознанная враждебность. Именно враждебность, а не антипатия, что далеко не одно и то же.