Флердоранж - аромат траура

Она вышла на берег, в мгновение ока разделась, сложив всю свою одежду на песок, с разбега бултыхнулась в воду и поплыла. Потом перестала грести, шуметь, перевернулась на спину, вытянулась, подставляя мокрое лицо прохладе, тщетно ища глазами на тускнеющем небе бледный ковшик Большой Медведицы.

На берегу тихо заржал конь. Тишину нарушило его фырканье, звяканье сбруи. Катя, как вспугнутая рыба, сильно плеснула, потом замерла, стараясь как можно глубже, до самого подбородка уйти под воду. Не хватало еще, чтобы в самый день приезда кто-то из местных деревенских увидел ее — капитана милиций, посланника главка, командированного на раскрытие зверского, всколыхнувшего весь район убийства, в таком жалком и смешном виде — плескающуюся, как дефективная русалка, голышом при луне!

На берегу в сумерках Катя увидела человека и гнедую лошадь. Лошадь низко опустила голову, пытаясь дотянуться до лакомого куста. Человек одной рукой держал ее за повод, другой спокойно прикуривал сигарету. Прикурив, он спрятал зажигалку в карман брюк и легко, едва касаясь стремян, что было непросто при его грузном, мощном телосложении, уселся в седло.

Катя вздохнула с облегчением, решив, что незнакомец ее но заметил или принял за плывшее по реке бревно, но человек приподнялся в стременах, пристально вглядываясь в воду, и помахал рукой. Жест был одновременно добродушный и насмешливый: мол, это ты брось, детка, я все равно все уже видел.

С досады Катя была готова исполнять роль дефективной русалки до конца — нырнуть на самое дно и затаиться там, пока хватит воздуха в легких. Но такой радикальной жертвы не потребовалось. Да и нырять Катя не умела.

Всадник еще немного помедлил — огонек сигареты тускло освещал его лицо. Потом тронул коня и скрылся из вида.

Топот копыт. Бледный месяц на небе…

Поднимая тысячи брызг, Катя изо всех сил поплыла к берегу. Выскочила, хаотично оделась — трусики, майка, свитер — все мокрое… Кроссовки… Джинсы она схватила под мышку, гольфы… Черт, куда же они подевались? Бинокль…

Крутой подъем она преодолела на одном дыхании. Этот наглец смел за ней подглядывать!

Распластавшись в кустах, цепляясь волосами за какие-то колючки, она начала судорожно оглядывать в бинокль окрестности. Далеко он не уехал… Не успел… Ага… Катя впилась взглядом в движущееся темное пятно на фоне белевших в сумерках березовых стволов. Навела резкость…

Всадник ленивым шагом пересекал березовую рощу.

Катя видела гнедой конский бок, сильную ногу в стремени. Всадник мерно покачивался в седле. Он ехал, бросив поводья, сидел на лошади крепко и прямо. Катя еще прибавила резкости, вглядываясь d его лицо, и… внезапно почувствовала, как сердце ее уколола остренькая ледяная иголочка.

Лицо всадника, приближенное мощным биноклем, было одновременно знакомым и чужим.

Послышался громкий быстрый топот. Катя перевела бинокль вправо — наперерез всаднику в березовую рощу галопом мчалась всадница. Конь под ней был изумительной красоты — серый в яблоках, горячий, резвый. Всадница управляла им решительно и умело. Конь легко перепрыгнул на полном скаку встреченную на пути корягу. На всаднице были белые брюки и белая, рубашка с длинными рукавами. Катя вздернула бинокль выше, ожидая увидеть… В памяти всплыли недавние слова Трубникова о Полине Чибисовой: Она в седле-то крепко держится. И с конем умеет обращаться.

Но бинокль поймал рыжий сполох — волосы всадницы, свободно распущенные по плевам, цветом своим напоминали лисий мех. Катя узнала Елизавету Кустанаеву. Она остановила коня, соскочила с седла и, подбежав, припала всем телом к гнедому конскому боку, к ноге всадника. Тот наклонился и…

Катя опустила бинокль — какой страстный жадный поцелуй! Когда она снова поднесла бинокль к глазам, они все еще целовались. Только уже он спешился. Его руки крепко обнимали тело льнущей к нему секретарши Чибисова. Он теснил ее к старой березе. В бинокль было видно, как Кустанаева обнимает его, смеется, что-то шепча на ухо. И вот ее белая рубашка словно сама собой, растеряв все застежки, соскользнула с плеч, обнажая тело, упала в траву. Катя почувствовала, как кровь приливает к ее щекам. В этой упавшей на землю белой ткани было что-то знакомое, тревожное, жуткое… Всадник легко вскинул Кустанаеву на руки. Она обвила его шею руками. Толстый березовый ствол скрыл любовников. Брошенные на произвол судьбы кони мирно паслись, фыркая, позвякивая стременами.