Наконец, в одной из боковых улочек я нашел мастерскую печатника, рассказал ему какую-то историю и заказал кучу визиток на имя графа Руди фон Штарнберга, который и стал моим новым воплощением. Мне стало теплее от мысли, как бы Руди порадовался, узнай он об этом, хоть он и кровожадный убл — ок. Печатник, горевший рвением услужить столь достойному джентльмену, тут же изготовил мне с полдюжины карточек на первое время, и я, пообещав прислать за остальными завтра, откланялся. Конечно же, я не собирался их коллекционировать, и, скорее всего, они все еще дожидаются меня в Новом Орлеане. Я испытал большое удовольствие, представив, что если Руди когда-нибудь решится посетить Америку, то его могут заставить за них расплатиться.
Теперь я готов был предстать перед лицом Соединенных Штатов во всей своей красе и славе — безукоризненно одетым австрийским аристократом, говорящим по-французски и по-английски с легким венским акцентом, который разительно отличался от некоего исчезнувшего английского мошенника, именующего себя Комбером — бородача в морском мундире. Да, у меня было маловато наличных, и я не знал, где устроюсь на ночлег, но вы ни за что не догадались бы об этом, глядя на изысканного джентльмена, который легкой походкой шагал по Вьё-Карре, останавливаясь время от времени, чтобы освежиться стаканчиком вина или воды в одном из ближайших кафе, бросая при этом пристальные взгляды вокруг поверх развернутой газеты. Я провел пару часов, знакомясь с этим районом, отлично пообедал в креольском ресторанчике, поварам которого хватило здравого смысла не добавлять неописуемое количество чеснока в каждое блюдо, и принялся за дело.
Первое, что я предпринял, чтобы уладить вопрос с ночлегом, это проверил действие теории, о которой мне несколько лет назад рассказал старина Авитабиле, итальянский солдат удачи, который был губернатором Пешавара. «Если вдруг окажешься один-одинешенек в чужом городе, малыш, то сразу ищи бордель, а там — топ-топ ножками прямехонько к мадам, понял? Да что я вам буду говорить, сэр? Ваши широкие плечи и черные усы, точь-в-точь как у меня, они и послужат вам паролем. Дальше — болтайте, обвораживайте, наплетите каких угодно небылиц, но затащите мадам в кровать. А затем — трах-тарарах — и она уже готова приютить вас хоть на неделю, не то что на ночь! Учтите, ваш старый Авитабиле пространствовал от Лиссабона до Парижа, и думаете, он хоть раз — хоть разочек — платил за ночлег? Да ни в жизнь! Черт подери, да разве пристало джентльмену останавливаться в отелях?»
Ну что ж, если у него это получалось, то выйдет и у меня. К вечеру я нашел вполне приличный бордельчик. В Орлеане это — просто детская забава. Если во Вьё-Карре и существуют еще какие-то заведения, кроме публичных домов, то их очень немного. Все, что мне оставалось сделать, это выбрать из них местечко с наиболее чуткой мадам и отдохнуть в нем несколько дней.
Все это заняло у меня весь вечер, причем четыре первых попытки оказались неудачными. В каждом случае я выбирал дом поприличнее, посылал свою визитку владелице через негра-портье, а затем лично представал перед этими алчными гарпиями. Наготове у меня была выдуманная история и даже сейчас могу сказать, что она была весьма неплохой. Я представлялся австрийским джентльменом, который ищет свою сестру, сбежавшую с ветреным англичанином и брошенную им во время путешествия по Соединенным Штатам. С тех пор наша семья ничего не слыхала про нее, кроме неясных слухов про то, что она нашла себе место в одном из… гм, в одном из заведений, подобном тому, которое содержит уважаемая мадам. Мы были вне себя от горя и ужаса, и вот я, ее брат, наконец-то здесь, с трагической миссией найти заблудшее создание, помочь ей вернуться и припасть к груди ее отчаявшихся, но решительно настроенных родителей. Ее зовут Шарлотта, она едва достигла восемнадцати лет, блондинка исключительной красоты… Не могла бы мадам оказать мне помощь в ее поисках? С деньгами, конечно же, проблем не будет, если только мне удастся спасти мою единокровную сестру из ужасной пропасти, в которую она рухнула.
Все это, конечно, было лишь представлением, чтобы позволить мне получше разглядеть мадам и понять, стоит ли игра свеч. Первые четыре не подошли — длинноносые, косоглазые старые развалины, с которыми я бы не рискнул погарцевать в кроватке даже за все мое жалованье. Но все они проглатывали историю, не поморщившись, — еще бы, ведь она лилась из уст шестифутового Гарри, с курчавыми бакенбардами и меланхоличным взглядом карих глаз, не говоря уже о его безукоризненном костюме и шарме представителя легкой кавалерии. Трое из них даже попробовали было расспрашивать свой персонал, но безуспешно; четвертая, боюсь, не совсем правильно меня поняла — она заявила, что никогда не слыхала о моей сестре, но пообещала доставить мне ее всего за семьдесят пять долларов. Я поблагодарил ее так же, как и всех остальных, вежливо пожелал спокойной ночи и откланялся.