Флэш. Преследование Барри Аллена

– Вот почему я все время стремлюсь бежать. Я не хочу изменений – ни для кого. Знаешь, каждый раз, когда я кого-нибудь спасаю, даже если это десятый случай за день, для спасенного это – момент истины. Их поворотный момент. Я должен быть там – для каждого из них. Я должен бежать достаточно быстро, чтобы успевать сделать это, каждый раз.

Внезапно он осознал, что не только подумал это, но и произнес вслух.

Вспышка молнии словно осветила его мозг, такая быстрая, что ее было не заметить, но яркая как день и абсолютно реальная – в ту долю секунды, пока она существовала.

– Что? – спросил Оливер. – Что только что произошло?

– Понятия не имею, – Барри снова взялся за цепь. – Кое-что пришло в голову. Впервые симптомы «помутнения» начали проявляться, когда я спасал совершенно обычных людей на шоссе. То есть, для меня это было обычное дело. Но для них, как я и сказал, это вопрос жизни и смерти. Но я спас женщину, которая едва не погибла в своей машине, и я мог видеть в ее глазах: она понимает, что вот-вот погибнет. И все-таки она думала только об одном – о своем сыне на заднем сиденье. Она не пыталась спасти себя. Она повернулась, чтобы помочь своему сыну. Как и моя мама когда-то.

– Твоя мама?

– В ту ночь, когда ее убил Обратный Флэш. Мне было одиннадцать, и я вошел в ее комнату и увидел ее, а вокруг – вспышки желтого и красного. Я тогда не знал, что это сражались Обратный Флэш и Флэш – то есть я. Мама не понимала, что происходит, но чувствовала, что это опасно, и протянула руку, показывая, чтобы я не пытался подбежать к ней. Единственное, о чем она думала – стремление защитить меня. – Барри посмотрел на Оливера. – И то же самое делала Лили для своего сына, Дина. Если бы ее там не было, или если бы я задержался на долю секунды, этот мальчик остался бы в том же положении, что и я. Вся его жизнь изменилась бы в одно мгновение – как от удара молнии.

– Но ты там был.

– В этот раз – да. Для этой матери и этого ребенка.

Оливер замолчал на несколько минут.

– Ты проживаешь свою жизнь, чтобы предотвратить что-то, что уже случилось?

Барри лишь смотрел куда-то в даль, сжимая в руках папку.

– Это трудный путь, Барри, – Оливер неловко переступил с ноги на ногу. – Я тоже потерял хороших людей, тех, кого я любил. Томми Мерлина, обоих родителей и других близких. Я сбился со счета. Люди умирали, сражаясь в моей войне.

– Уверен, что это не так.

– Суть в том, что мы не можем спасти всех. Мы должны научиться не сдаваться и идти вперед – как солдаты.

– Я не чувствую себя солдатом, но я сделаю все, чтобы не потерять больше никого – чего бы мне это ни стоило.

– Но не сегодня. – Оливер нахмурился. – Сегодня я за тебя.

– Ладно, – Барри тяжело упал в кресло, повесив голову. Руки и ноги мертвым грузом тянули вниз. Он почувствовал, что сможет отдохнуть впервые за очень долгое время.

– Спасибо.

– Рад помочь.

27

Их времяпрепровождение все сильнее походило на тюремное заключение. И дело было не только в мусоре. В каком-то смысле, хлам повсюду, грязная одежда и испортившаяся еда создавали ощущение реальности, и пока Шоне удавалось держаться от этого всего подальше, она была не против.

Но иногда все это становилось уже чересчур.

Даже облегчение, которое она чувствовала от сотрудничества с Рэтэуэем, постепенно выветрилось. После возвращения из обсерватории они ни разу не играли в шахматы. На самом деле, она вообще почти не виделась с ним, хотя его присутствие выдавали странные звуки, доносившиеся из лаборатории, которую он обустроил себе из подручных материалов в помещении, которое когда-то было богатым винным подвалом. Звуки, которые доносились оттуда, заставляли ее стискивать зубы.

Шона стояла у большого окна, совершая свой ежедневный ритуал наблюдения за восходом солнца над озером. Когда-то идеально чистое стекло было заляпано и перепачкано. Даже прекрасные оттенки оранжевого и желтого, поднимавшиеся над озером, чтобы рассеять тьму, не могли дать ей утешения, какое давали еще неделю назад.

У нее за спиной Мардон храпел на диване, который превратился из удобного предмета мебели в запачканную развалину. Шона услышала, как в комнату вошли Биволо и Нимбус.

– Это кофе? – проскрипел Нимбус. – Мне нужен кофе.

В отражении она увидела, как его крысиный взгляд остановился на дымящейся чашке в ее руке. Вряд ли ей разрешалось телепортироваться наружу ради кофе, но это ее не остановило. В доме кофе не было, да и еда почти кончилась. Никто не позаботился о том, чтобы пополнять запасы – за исключением Нимбуса, который иногда приносил пиво и коньяк.

– Ты вышла наружу, – зарычал Нимбус. – Нельзя выходить. На меня орут, когда я выхожу. А на тебя нет? Почему? Не может быть, чтобы ты нравилась Рэтэуэю. Он скорее предпочтет Мардона. – Нимбус усмехнулся своей грязной шутке.

Шона отодвинулась в угол, чтобы держаться подальше от него.

– Ты пытаешься убивать копов, когда выходишь наружу. Идиот.

Она отпила кофе, стараясь сделать глоток как можно громче.