– Я не собираюсь в гости напрашиваться, просто работу оставлю и свалю. Будто мне самому хочется опять в это влезать. Кидай адрес, через двадцать минут выйду.
Приняв душ, я достал единственный черный костюм, который был готов к носке. Для чьих-то похорон довольно дорого, но выбирать не приходилось. Вышла задержка в десять минут: семь на подсушку волос, три на упаковку картины.
Гена скинул мне номер заказчика, потому, оказавшись у двери, я позвонил. Следом набрал номер квартиры в домофон, меня впустили. На нужный этаж поднимался в состоянии нахлынувшего похмелья, ведь в суматохе совсем этого не почувствовал. Успел трижды сказать, что ненавижу себя. Первый – за то, что согласился на эту авантюру, второй – за треклятый алкоголизм, третий – за неорганизованность и биологическую не совершенность. Я знаю, что алкоголь – это яд, но можно ведь как-то менее тошнотворно на него реагировать?
Створки лифта открылись напротив нужной двери. Я нажал на звонок и, пока открывали, успел привести себя во внешний порядок.
Внутрь меня впустил полнотелый взрослый мужчина. Помятый и грустный, выглядел так, будто был наркоманом в глубокой завязке: бледный, с огромными синяками под глазами и воспаленными венами. Что странно, при этом он старался улыбаться. Увидев его напряженные губы, растянутые к ушам, мне стало не по себе.
– Здравствуйте, – прошел в квартиру, вытягивая шею, чтобы разглядеть еще хоть кого-то. Делал это незаметно, сохраняя интеллигентный вид. – Извините за задержку, слишком много работы, я совсем потерял счет времени.
Отец покойной, не составило труда узнать его по голосу, отрицательно качнул головой. Мое опоздание явно беспокоило любого из присутствующих родственников в последнюю очередь.
– Не переживайте. Спасибо вам, что привезли ее.
– Не стоит.
– Проходите в гостиную, там есть место на тумбе.
– Нет, не… – едва я начал отмахиваться, что получилось жалко и неуверенно, хозяин квартиры напряженными руками подтолкнул меня вперед.
– Проходите, пожалуйста.
– Но…
– Проходите, проходите.
Он скрылся на кухне. Уходя, я слышал, как мужчина болезненно выдыхал, стараясь подавить слезы. Какое-то время у меня не было сил пойти дальше, ведь отголоски ненавистных эмоций забились где-то на подкорке. До этого все казалось другим, чужим. Незнакомая семья, умершая девушка, горюющие люди и обычный дом. Она здесь жила, росла, а я просто пришел нажиться на сентиментальности ее родителей. Мне этот печальный факт боли не приносил, потому я смотрел на происходящее, как на плохую постановку, не испытывал жалости к ним, только к себе. Такая обстановка ковыряла раны, пробуждала то, что мне не хотелось вспоминать или озвучивать. Даже думать об этом не хотелось, но я все равно думал, потому что не мог ничего поделать со своей внутренней слабостью.
Все похороны одинаковые. Я обещал себе, что никогда больше не попаду на такие мероприятия, не пойду, даже если умрет кто-то близкий, но все равно оказался здесь. Избегал, а по итогу сам же пришел. Словно на секунду вернулся в прошлое.
Целый год прошел с того момента, как ты ушла.
До сих пор помню день похорон.
Твоя мама рыдала на моем плече, моя – стояла поодаль, безутешная. Смотрела на фото с черной лентой на уголке, без конца поправляла букет твоих любимых цветов, который сама же и принесла, пока он не превратился в увядший веник. Я не подходил. На то было много причин, но главная, и, честно говоря, самая позорная: страх разреветься на глазах у всех, ведь тогда последний праздник в твою честь обернулся бы полной катастрофой. Многие держались лишь потому, что я молчал. Успокаивал всех, бегал, помогая с организацией, раздавал платочки скорбящим пожилым родственницам, причитающим, что ты была слишком красива, умна и молода, чтобы умирать.
Некоторые смотрели на меня с пренебрежением и ненавистью. Знали, что я наделал. Может, так только казалось. В тот день многое шло наперекосяк, а отвечать за подобные дни будет только сумасшедший.
Раньше я смеялся над теми, кто был готов лечь в гроб рядом с любимыми, а в тот день сам хотел поступить так же. Отвратительное чувство. Понимаешь, что не хочешь умирать, но и жить так тоже не получится. Сил не хватит. Потому и пил – счет времени теряется, жизнь становится туннелем, по которому ты летишь, прерываясь на короткие периоды похмелья и зарабатывания денег. Иногда память вообще отключается. Хотел бы я все забыть, отрезать от себя прошлую жизнь, чтобы всего этого не знать.
В гостиную вошел медленно, не спеша, чтобы не напороться на лишних людей. Не хватало только завести беседы с кем-нибудь из убитого горем семейства. Кто знает, сколько их тут на самом деле? Может, у погибшей куча старших сестер, а они любят в моменты слабости и эмоциональных потрясений вешаться на мало знакомого мужика, чтобы рассказать ему о наболевшем. Я на разговоры не был настроен, так что решил высмотреть этот стол, на который надо поставить портрет, оставить его и потихоньку уйти, а оставшуюся сумму за услугу вытрясти через Гену.