Флешбэк мечты

– А и не ладно. Вы обе все делаете… сегех. Сильно. – Она направила на меня свои металлические палочки. – И всегда держитесь своего мнения.

– Я вообще ненапряжная, – заметила я, вздернув плечи в подтверждение своих слов.

Хальмони засмеялась:

– То, что ты говоришь, и есть сегех.

Я расслабила плечи.

– Ну, может, я действительно такая. А вот мама – она считает, что ее слово – закон.

Бабушка снова усмехнулась:

– Да, верно.

– То-то. А я не такая.

Она потянулась ко мне, погладила по ладони. Я тут же размякла. Бабушка никогда ни для кого не жалеет ни ласки, ни любви, выдает их щедрыми порциями. Все чувства у нее напоказ, как и у меня.

– Ты не такая. Но вы обе любите принимать меры, или как это там называется? Решения. А потом всегда думаете, что приняли самое лучшее решение. А еще вы обе такие, что вам очень важно то, что вам важно.

Я тоже погладила хальмони по руке, кожа у нее была мягкой и тонкой, а под ней – крепкие кости. Я ни разу в жизни не видела у нее лака на ногтях, но за руками она ухаживала очень тщательно. Да и служили они ей хорошо: сперва она была портнихой в швейном районе, потом владелицей химчистки, потом бабушкой и вязала крошечные колючие свитерочки для моих Барби.

Я снова подумала про собеседование в клубе.

– Мне кажется, ты единственный человек в нашей семье, который считает, что мне что-то важно.

– Может быть, дело в том, что только мне ты это и показываешь. – Хальмони нахмурилась. – В твоих сообщениях к хальмони всегда очень много всего интересного! Ты необычно мыслишь.

Я покраснела от радости.

– Да тебе только потому и интересно, что ты пока не научилась стримить подкасты.

– Хальмони знает подкасты! Просто мне все равно, что там думают другие. А ты хорошо говоришь. И сама понимаешь, что я права. – Я не ответила, поэтому она положила мне кусок рыбы на рис. – А еще хальмони всегда права.

Я рассмеялась:

– Странное дело: в нашей семейке каждый всегда прав.

Она тоже рассмеялась, и наше карканье заполнило всю квартирку.

На заднем плане мурлыкал какой-то корейский сериал, а я стояла у раковины в квартире хальмони и мыла посуду.

В дверь постучали – я вопросительно посмотрела на бабушку. Она пожала плечами, не отрываясь от экрана. Я даже не успела вытереть руки, а уже раздался знакомый голос.

– Есть кто дома? – Мама просунула голову во входную дверь. Встретилась со мной глазами. – Саманта? Не знала, что ты сюда сегодня собираешься.

– Я папе сообщение написала. – Обо всем, что связано с хальмони, мне проще было говорить папе, не ей.

Мама вошла, плавным движением, которое знает от рождения каждый азиат, сбросила туфли. В руках у нее было два набитых холщовых мешка.

– Я тебе продуктов привезла, омма.

Хальмони встала с комической поспешностью, остановила сериал, подошла к маме.

– Ага! Ну и хорошо. Что купила? – Приговаривая по-корейски, она схватила мешки, как хватает жадный ребенок, посмотрела, что там внутри.

– Ну, продукты – вдруг у тебя заканчиваются. Рис, овощи, чай. – Мама ответила по-английски. Осталась стоять в дверях – смущенно, настороженно.

Входя в комнату, мама сразу же заявляет о своем присутствии, излучает невозмутимость и уверенность в себе. Только у хальмони она сжимается до собственных размеров. Точно хмурый подросток. Отношения у мамы с хальмони всегда были сложные, и сколько бы хальмони ни пыталась их сгладить, ничего не получалось. Так оно было всю мою жизнь, и стоило мне затронуть эту тему, мама тут же пыталась ее свернуть. А хальмони настолько болезненно реагировала на подобные разговоры, что при ней я их не заводила вовсе. Зато у нас с хальмони отношения были лучше некуда.