Флэшмен в Большой игре

В тени огромных ворот было темно, как в аду, но в полумиле впереди мерцали огни костров наших пикетов и время от времени виднелись вспышки огня, когда все новые орудия присоединялись к бомбардировке города. Шер-Хан зажал мой повод в кулаке и мы двинулись вперед — сначала шагом, а затем — легкой рысью. Вначале скакать по твердой широкой дороге было легко, но затем смутные фигуры всадников впереди нас вроде бы свернули куда-то вправо, а когда мы последовали за ними, копыта моей лошади вдруг мягко застучали по рыхлой земле — похоже, мы свернули с дороги через майдан — и тут у меня зародились первые сомнения. Зачем мы свернули? Путь к безопасности лежал прямо, вдоль по дороге, где нас должны были ждать пикеты Роуза — рани знала это, даже если ее спутники об этом и не догадывались. Неужели она не понимала, что так мы можем заблудиться и наткнуться на кавалерийские разъезды, которые о нашем появлении не предупреждены? В любом случае время недомолвок прошло — мне пора быть рядом с ней и взять все дело в свои руки — иначе один Бог знает, куда нас занесет. Но стоило мне только напрячься в седле, чтобы ударом каблуков послать своего скакуна вперед, как рука Шер-Хана скользнула от моего запястья к уздечке, блеснула сталь, острие хайберского ножа уткнулась мне прямо между ребер, а пуштун прошипел из темноты:

— Ни звука, Кровавое Копье — одно лишь слово — и второе ты скажешь уже самому шайтану!

Шок от всего этого парализовал меня — но только на мгновение. Это прикосновение восемнадцати дюймов острой, как бритва, стали убедительнее всего превратило мое легкое сомнение в стофунтовую уверенность: что-то идет не так. И прежде чем мы проскакали еще пять шагов, я пришел к самому ужасному выводу: принцесса бежит, это ясно, но не в руки Роузу, как я это планировал — она просто использовала предоставленную мной информацию, но только по-своему! Прозрение обрушилось на меня сплошным хороводом мыслей — я вспомнил все эти ее возражения, ее причитания надо мной, глаза, наполненные слезами, ее губы на моих губах, страстные объятия — так все это было притворство? Но, ради всего святого, этого же не может быть! Она же просто вилась вокруг меня, как сумасшедшая школьница… но сейчас мы все же скакали (и все быстрей) в неизвестном направлении, а нож упирался мне в бок. Неожиданно впереди раздался окрик, потом тревожный вопль, всадники пришпорили коней, шарахнул мушкетный выстрел и Шер-Хан заорал прямо мне в ухо:

— Скачи, феринджи — и скачи прямо, не то я разрежу тебя на кусочки!

Он дернул за уздечку и потянул мою лошадь вперед, так что через секунду я волей-неволей уже летел в полном мраке рядом с ним, а впереди мелькали тени и раздавался топот копыт. Левее прогрохотало еще несколько выстрелов, раздались крики и пули просвистели над головой; я бросил поводья, положившись на чутье своего пони и заметил костры пикета всего в нескольких сотнях ярдов. Но что я мог сделать, когда с одной стороны у меня скакал Шер-Хан, а с другой — еще один пуштун? Я не мог скатиться с седла, даже если бы и решился — все из-за этой дьявольской цепи под брюхом моей лошади. Не мог я и повернуть, иначе нож вонзился бы прямо мне в спину — я мог только нестись галопом, проклиная свою идиотскую наивность и моля Бога, чтобы не наткнуться на клинок или пулю. Куда, черт побери, мы мчимся — может, все это лишь ужасная ошибка? Нет, это предательство, и теперь я точно знал это. Огни пикета переместились ближе к нашему флангу, послышалось еще несколько выстрелов, где-то впереди заржала лошадь и мой скакун перемахнул через какую-то темную массу, бьющуюся на земле, а Шер-Хан по-прежнему несся бок о бок со мной. За нами пропела труба и послышались отдаленные крики; впереди стучали копыта и виднелись смутные силуэты всадников рани, мчащихся изо всех сил. Было ясно, что мы прорвались и с каждым шагом все дальше удалялись от Джханси, Роуза и безопасности.

Не знаю, сколько продолжалась эта бешеная скачка и в каком направлении мы неслись — я был слишком поражен всем случившимся, чтобы ломать голову над этим. Я не знал, что и думать — рани не могла так жестоко предать меня — после того, что она говорила, после того как ласкала мое лицо и так смотрела на меня? Но я все же понимал, что так и случилось — мое недоверие было лишь следствием уязвленного тщеславия. Боже, а я-то думал, что бессовестней меня нет лжеца во всем мире! И вот я здесь, несусь к черту на рога, обманутый и похищенный отрядом этой вероломной мятежной шлюхи — или я все же ошибаюсь и всему этому, в конце концов, найдется объяснение? Конечно, мне все еще хотелось в это верить, настолько я увяз, питая бесплодные надежды.