— Упрямый, — проговорил он, поглаживая свою бороду, — но недостаточно упрямый. Флэшмен, плохие новости для тебя. — Он печально взглянул на меня: — Это их племя охотится на тебя. Начали на прошлой неделе. Их братство убийц, которое долгие годы до этого считалось уничтоженным или распавшимся, получило приказ выследить сагиба полковника Флэшмена в Джханси. Тот, под деревом, был одним из главарей. Шесть дней назад они собирались в Фирозабаде, где какой-то факир предложил им за это золото и, — Ильдерим сжал мое колено, — предсказывал скорый конец власти британцев и возрождение учения
Я с трудом уселся, дрожа от ужаса; мне было страшно задавать следующий вопрос, но я хотел знать наверняка.
— Этот факир, — прохрипел я, — кто он?
— Про него никто ничего не знает, кроме того, что он приехал с севера. Это одноглазый человек со светлой кожей. Некоторые полагают, что он сагиб, но не из твоего народа. У него есть деньги и тайные последователи и он проповедует против
Игнатьев! — меня словно подбросило. Значит, случилось так, как и предполагал Пам: этот ублюдок вернулся и выслеживает меня — и, дьявол побери, он знает все о моей миссии. Он и его агенты всюду сеют ядовитые семена и хотят возродить против нас дьявольский культ тугов, а я — номер первый в списке! Ильдерим прав, дело безнадежно, если мне только не удастся выбраться из Индии — но я не могу этого сделать! Именно потому я и нахожусь здесь, именно для этого в своей близорукой глупости послал меня сюда старый Пам — чтобы испортить игру Игнатьеву и избавиться от него самого. Я не могу, поскуливая от страха, вернуться в Калькутту или Бомбей с криком: «Убивают! Билет первого класса домой, и побыстрее, пожалуйста!» Неужели настал момент отрабатывать свое жалованье — сражаться против этих чертовых душителей и русских агентов? Я судорожно сглотнул, обливаясь потом — и тут у меня мелькнула еще одна мысль.
Была ли Лакшмибай частью этой игры? Бог видит, у нее не было оснований любить Сиркар — так не была ли она еще одной паучихой в этой дьявольской паутине, играя для русских роль Далилы? Но нет, нет, одно было совершенно ясно даже моему взбудораженному уму: она никогда не разделила бы ложа со мной, если бы вела двойную игру. Нет, это все Игнатьев, хитрая бестия. Я обхватил голову руками и задумался: «Иисусе, как же мне все-таки ускользнуть и на этот раз?»
Понемногу мои мысли стали проясняться: я не могу покинуть Индию или даже хоть как-то дать знать, что хотел бы бежать, но я же говорил Скину, что если начнется кризис, то я на время исчезну из вида, чтобы незаметно следовать за Игнатьевым — так вот, теперь самое время исчезнуть, что будет нетрудно устроить. Я быстро оценил обстановку, как это мне всегда удается, если пахнет паленым, и обернулся к Ильдериму.
— Знаешь, брат, — важно сказал я, — как ты правильно угадал, это большое
— Тогда ты умрешь, — спокойно сказал он, — рука Кали настигнет тебя при помощи ее посланцев, — и он показал на убитого туга.
— Подожди, — сказал я, потея, — они ищут полковника Флэшмена — но если полковник Флэшмен станет, скажем, хайкинским торговцем лошадьми или воином племени абизаев, который отслужил свой срок в уланах или в полку Проводников, то как они смогут его выследить? Я прикончу их раньше. Проклятие, да я говорю на пушту не хуже тебя, а на урду — даже лучше — разве я не был агентом Секундар-сагиба? Все что мне нужно — это безопасное место на некоторое время, чтобы залечь там и следить, куда подует ветер, — и для пущего эффекта я бессовестно приврал — прежде чем я возьмусь за дело и выполню свой план — уничтожу этого одноглазого факира, вместе со всей его бандой бродяг и душителей. Понимаешь?
— Иншалла! — воскликнул он, ухмыляясь во всю ширь своей злодейской рожи, — это большая игра! Лежать тихонько, присматриваясь, прислушиваясь и ожидая, ведя переговоры с другими