Флэшмен в Большой игре

Ну, что ж, пуштуны ей вполне подходили и она была этому рада, так что я решил ускорить события и предложил на следующий день показать ей развалины в Алигате, милях в шести от города. Это был заброшенный храм, весь окруженный зарослями, но о чем я не сказал своей спутнице — так это о том, что внутри его стены сверху донизу были покрыты резьбой, изображающей все индийские способы совокупления. Знаете, ну, когда такие женоподобные парни запечатлены в самых невероятных позах с толстомясыми тетками. Миссис Лесли взглянула и обомлела; я стоял у нее за спиной, держал лошадей и ждал. Было видно, как ее глаза скользят с одной скульптурной группы на другую, еще более невероятную. Она судорожно сглотнула, лицо у нее пошло красными и белыми пятнами, к тому же она не знала, что ей делать — возмущаться или хихикать, так что я подошел и вполне спокойным голосом объяснил: мол, это — сорок пятая позиция, которая пользуется большим успехом. Дрожь прошла у нее по спине, а затем она обернулась и я увидел, что глаза у нее прямо бешеные, а губы дрожат. Я издал вопль дикого похитителя белых женщин, схватил ее в объятия повалил на заросший мхом пол. Она издала слабый испуганный стон, еще шире раскрыла глаза и прошептала:

— Ты уверен, что ты иудей, а не… не индус?

— Хан, мэм-сагиб, — твердо сказал я, почтительно отстраняясь, но тут она всхлипнула с облегчением и вцепилась в меня, как борец.

С тех пор мы ездили в Алигат довольно часто, попутно изучая индийские обычаи, и если до сорок пятой позиции мы так и не дошли, то не из-за отсутствия желания. У этой миссис Лесли была просто какая-то страсть к новым знаниям, и даже теперь я с удовольствием вспоминаю прохладу внутреннего двора храма, тусклый свет, запах плесени, белое пухлое тело, распростертое среди папоротников, и то, как она задумчиво прикусывала нижнюю губку, выбирая среди барельефов урок на день. Жаль, что миссис Лесли так вторично и не вышла замуж — какой-нибудь парень много потерял, впрочем, как и она сама.

Апрель к тому времени сменился маем, все изнемогало от зноя, а горячий ветер, насквозь продувавший плац и казармы Мирута, не давал надежды на изменение погоды. Напряжение буквально витало в воздухе, как электрический заряд. Сипаи Третьего кавалерийского полка несли службу с угрюмым автоматизмом, туземные офицеры избегали смотреть в глаза своим подчиненным, а британские офицеры стали или тихими и осторожными, или же, напротив, раздражительными и вспыльчивыми, так что количество провинившихся, отправляемых на рапорт,[127] выросло до неимоверных пределов. Всюду кружили ужасные слухи и мрачные предзнаменования: Тридцать четвертый полк сипайской пехоты — в котором служил казненный Панди, — был распущен в Барракпуре, загадочный факир, сидящий на слоне, вдруг появился на базаре Мирута, предрекая, что гнев богини Кали вот-вот обрушится на головы британцев. Поговаривали, что в некоторых казармах вновь начали переходить из рук в руки чапатти, и снова стали шептаться о легенде годовщины битвы при Плесси. В результате из всех обид и недоверия, которое разжигали люди, подобные Раму Мангалу, в несколько недель выросла волна недовольства — и еще одна новость вдруг разнеслась по всему гарнизону Мирута: стало абсолютно ясно, что, когда начнут выдавать патроны в новой смазке, Третий кавалерийский откажется их получать.

Теперь, зная, что за этим последовало, вы можете сказать, мол, что-то надо было делать. И я со всей почтительностью спрошу вас: и что же? Ведь хотя каждый чувствовал, что напряжение нарастает с каждым часом, никто и на мгновение не мог себе представить, что из этого выйдет. Это было невообразимо. Британские офицеры и подумать не могли, что их любимые сипаи изменят своей присяге — да, черт возьми, и сами сипаи не предполагали этого. Если в чем я и мог быть уверен, так это в том, что ни одна живая душа — даже мерзавцы вроде Рама Мангала — не могла предположить, что недовольство может вызвать взрыв жестокости. Даже если бы солдаты и отказались от патронов — худшее, что могло последовать за этим, было бы расформирование полка, но даже это казалось маловероятным. Я и представить себе не мог, что нас ждет впереди — несмотря на все предостережения последних месяцев.

И я оставался на месте — я, который чувствует ужас перед надвигающейся опасностью раньше всех. Так что, когда я узнал, что Кармайкл-Смит приказал провести учения с боевой стрельбой, на которой разведчики (к которым я принадлежал) продемонстрируют действие новых патронов, я только подумал: «ну, что ж, все устроится — или солдаты примут патроны и весь этот мыльный пузырь лопнет, или они откажутся — и тогда Калькутте придется придумать что-нибудь еще».