Флибустьеры Чёрного моря. «Сарынь на кичку!»

* - У деда Юрия, Григория Ивановича Долгорукого, славного русского воеводы, была вполне официальная кличка "Чёрт". На внука перешла часть его славы и кличка "Чертёнок". На 1637 год Юрий Долгоруков был всего лишь стольником при царском столе, винами заведовал. Воинская слава его ждёт впереди.

Дела сердечные.

Стамбул, Топкана, 3 Зуль-хиджжа 1046 года хиджры.

Случилось это совсем недавно... или очень давно. Время - штука относительная, то бежит, как газель, то ползёт, как черепаха. Расул был среди встречавших новое пополнение гарема. Дело привычное, молодые девчонки, красавицы, других в султанский гарем не возят, испуганные и растерянные. ОНА привлекла его внимание какой-то особенной беззащитностью и хрупкостью. Показалась совсем ребёнком, хотя, разумеется, на отсутствие красоты пожаловаться не могла. Видимо, и он чем-то её привлёк, потому что, испуганно оглядываясь, она вцепилась в рукав именно его халата.

Он тогда попытался успокоить её, но ОНА, к сожалению, не знала османской речи. Бормотала, тоненькая, светленькая, голубоглазая, на своём родном языке что-то. И тогда он вдруг узнал некоторые слова. Наверно, она попала в Стамбул из тех же мест, что и он сам.

"О Аллах! Почему же в этом мире всё устроено так несправедливо? Почему мы встретились здесь, я изуродованный и негодный для любви, она обречённая быть одной из сотен наложниц, большая часть которых ни разу не удостаиваются ласки султана? Почему мы не встретились у себя на родине, чтоб любить друг друга по-настоящему?!"

- Аааа!.. Шайтанов вылупок этот Хусейн! Вечно из-за него не высыпаюсь. Слушай, Расул, чего-то ты сегодня не такой.

- А какой?

- Ээээ... не знаю какой, но не такой!

- А какой я должен быть?

На посту воцарилось молчание, но не тишина. Мехмед думал, озвучивая непривычное для него дело громким сопением.

"Шайтан проклятый! Надо быть поосторожнее, иначе могу не только сам сгореть, но и ЕЁ подвести. А зорких глаз и подлых душонок в гареме много. Каждая вторая - змеюка, остальные - паучихи ядовитые. Только она, ласточка..."

- Ты сегодня ко мне не цепляешься! - наконец смог сформулировать свою претензию Мехмед. - И... задумчивый... какой-то.

- А тебе, бедняжке, так хочется, чтоб тебя кто-то обругал?

Никогда не отличавшийся сообразительностью товарищ опять погрузился в тяжёлые раздумья.

"Если этот тугодум заметил неладное, то дело плохо. Уж что-что, а делать выводы из самых невинных поступков в гареме есть кому. Самые страшные для неосторожных выводы. Смертельные. Неужели мы были неосторожны? Тогда..."

- Нет, мне, чтоб меня ругали, не хочется. Не люблю я этого, когда меня ругают. Особенно начальство. Но всё равно, что-то тут не то.

- А что?

"Ну, теперь он застрянет, как обожравшийся ишак в узкой щели. Однако дело плохо. Значит, нельзя мне сегодня к тому коридору, где моё солнышко меня ждать будет, даже близко подходить. Обязательно кто-нибудь сторожить будет, чтоб донести. А ОНА ведь меня ждать будет! О Аллах, почему же ты допустил эту несправедливость!? Почему..."

- Не сбивай меня. Раз ты меня не ругаешь, значит, о чём-то думаешь. О чём? Почему не говоришь?

"Ага. Так я тебе и признался, подписав приговор и себе, и, что в тысячу раз важнее, ЕЙ. Казнить её, наверное, не казнят, но наказать могут жестоко. Уж что-то, а навыдумывать о НЕЙ разных ужасов эти гаремные змеюки смогут. Им ведь нечего делать, как строить друг против друга козни".

- Знаешь ли, Мехмед, не каждую мысль стоит высказывать вслух. Ты согласен?

- Ээээ... ну,.. да! Конечно. Согласен.

- Тогда зачем спрашиваешь?