Флибустьеры Чёрного моря

Огромный трофейный флот радовал пиратские души. Но у старшины и, прежде всего, атаманов немедленно возникла головная боль в связи с необходимостью перетасовки экипажей, на каторгах ещё до сражения принадлежавших Вольной Руси и без того с не очень спаянными коллективами. Нужно было срочно, немедленно, ещё ко вчерашнему дню сформировать временные команды для сорока восьми галер. В новые экипажи автоматически включались вырученные из плена казаки и стрельцы, но они среди катржников были в меньшинстве. А те же венецианцы или французы, жаждущие отомстить туркам, не знали русского языка, в команды их включать было неразумно. Пришлось на каждую из каторг пересаживать несколько десятков человек со стругов или других своих кораблей. Выяснение, откуда, сколько и куда переводить, заняло весь световой день. К ночи Иван и Аркадий не могли даже матюгаться, сипели, будто сильно простудили глотки. Естественно, после всего случившегося никуда ночью не поплыли, благо ветерок возник слабенький, а глубины были незначительные, заякориться труда не составляло.

Аркадий заснул мгновенно и намертво. Не доставали его в эту ночь даже ставшие навязчиво повторяемыми сексуальные сны. Однако хорошо выспаться попаданцу было не суждено. И сосем не по причине наличия в постели излишне горячей женщины. Не было на эскадре ни одной представительницы прекрасного пола. Ну а пользоваться либерализмом на Дону в отношении однополой любви ему и голову не приходило из-за сугубой гетеросексуальности. Поспать не дал бунт на одной из каторг.

Конечно, ничего бы он сам не услышал, дрых без задних ног. Однако назвался груздем, полезай в кузов. Его безжалостно разбудили по приказу Ивана (а ещё другом называется!). Ошалевший от несвоевременной побудки, он начал соображать, только пожевав кофейные зёрна. Варить кофе в настоящей турецкой джезве было некогда.

Выяснилось, что на одном из кораблей каторжниками большей частью были не иноверцы-христиане, а стамбульский сброд. Не посаженные на колы, не четвертованные или, хотя бы, лишившиеся конечностей за свои прегрешения, убийцы, насильники, воры и грабители. Таких и раньше отправляли на галеры, а из-за спешки с организацией карательного морского похода в каторжники отлавливали толпы мусульман. И не только преступников.

Освобождению обрадовались и они, но плыть на север, в гнездо страшных казаков, про которых, особенно в последнее время, ходили самые жуткие слухи, им не хотелось. Переманив себе подобных с соседних кадирг и калите, они, отдохнув за день, набросились на сонных победителей на своём корабле. Достойного сопротивления стамбульским висельникам те, большей частью молодые и неопытные, оказать не смогли. Чего-чего, а бунта освобождённых из плена, никто из атаманов не предвидел. Уйти по-тихому восставшие не сумели. Несколько молодыков после первого в жизни боя заснуть не могли и, когда на их галере разгорелся кратковременный и почти бесшумный бой, просто попрыгали в воду. Переплыв к рядом заякорившимся галерам, они подняли тревогу.

Захватившие каторгу турки, ещё не осознавшие всей гиблой авантюристичности своей затеи, не успели отплыть далеко, когда в погоню за ними кинулся флагманский корабль казачьего флота. Ивана Васюринского как командира известили о происшествии в первую очередь. Решив, что для боя со сбродом численное преимущество не нужно, он скомандовал тревогу, и уже через несколько минут флагман, куда более резко, чем противник, набирая ход, преследовал беглецов. Полномочия свои он временно передал второму флагману, Каторжному.

К несчастью турок, над морем царила полная, высоко стоящая Луна. Видимость была, несмотря на ночное время, хорошая, и у них не было ни единого шанса уйти от погони. Аркадий, держа, обмотав тряпкой, глиняную кружку с горячим, ароматным кофе, сваренным-таки джурой, подошёл к Ивану. Тот недовольно поморщил нос, восхищавший попаданца горький напиток ему не понравился. Картина с носовой части каторги открывалась красивейшая.

В свете яркой Луны на тёмно-серебристом, покрытом мелкими, без гребешков, волнами море впереди скользила такой же, как у преследователей, вёсельный корабль. Паруса убегавшие догадались поднять только что, возможно, сообразив, что почти строго попутный ветер даёт преследователям немалое преимущество. Бывалый пират Васюринский приказал сделать это сразу же по снятию с якоря. Из-за особенностей освещения в открывавшейся картине доминировали разнообразные оттенки чёрного, серого и серебристого цветов. Разве что бурунчики из-под вёсел можно было назвать белыми. Да звёзды на небе сияли с разными оттенками. Прохладный ветер приятно освежал после дневной жары.

— Иван, скоро их догоним?

— Скоро только котята делаются.

— А всё же?

— Как ты эту горькую гадость пьёшь?

— Не прикидывайся евреем и не отвечай вопросом на вопрос. Когда догоним турок?

— Когда, когда… когда догоним, тогда догоним. Откуда я знаю, насколько их хватит так грести. Знают, сволочи, что от лютой смерти убегают.

— Так что, можем не догнать?

— Догоним, никуда они не денутся. Но когда точно, не скажу.