Флибустьеры против пиратов Карибского моря

– Их отчаянное нападение наверняка бы завершилось успехом, если бы не вы. Благодарю. А теперь давайте подведем печальный итог. Эти еретики сдаваться явно не собираются. И поскольку мы не атакуем их, они делают это за нас. Чтобы предотвратить подобные вылазки, нам нужно больше траншей, фашин и валов. Но сделать мы это не можем. Наши солдаты утомлены до предела и наверняка уже на грани бунта. Надеюсь, что искрометный Кальдерон хоть немного поднимет их не очень-то высокий боевой дух. К вам, дон Педро, у меня также будет просьба. Отправьте в Кайон всех раненых и сообщите О’Мерфи, чтобы он готовился к отплытию. Если сегодня французы не сдадутся, вечером мы снимем пушки с горы, а ночью покинем Бас-Тер. Еще одной такой атаки нам не выдержать. Да, и прикажите активней стрелять по форту. А то я что-то не слышу канонады.

– Канониры всю ночь вместе с солдатами отражали атаки…

– Знаю, знаю. Но у них там дневной запас ядер и пороху. Пусть весь истратят. Не нести же вечером все обратно.

Предусмотрительность этого человека, который ночью был ранен и сейчас с помощью лакея менял наспех наложенные повязки, меня поражала. На его месте другой позволил бы себе отдохнуть с чувством выполненного долга, с полным сознанием того, что имеет на это право, но не таков был дон Габриэль. Высокомерный и презрительный по натуре, он глубоко скрывал эти качества, поскольку понимал, что во время войны нужно беречь солдат, нужно сдерживать эмоции, гнев, если хочешь, конечно, победить. А умение побеждать складывается из малого. И такие чувства, как чванство и высокомерие, которыми бог обильно наградил нашего генерала, на войне ни к чему. С другой стороны, я понимал, что это продиктовано лишь военной необходимостью и что дон Габриэль остается прежним: он так же хладнокровно может ради потехи выбить зуб прохожему, приказать насмерть запороть нерасторопного слугу или поохотиться на беглых негров-рабов, поскольку не считает их людьми. Однако его чрезмерная гордость своими славными предками принуждает его совершать и хорошие поступки на поприще служения родине. Ни один простолюдин не рисковал бы появляться под пулями около траншей лишь для того, чтобы поднять дух солдатам. Словом, герой умрет героем, а быдло – как свинья, любил повторять генерал.

Рассвет наступал медленно. На наших позициях слышались лишь стоны и сетования солдат. Боевой дух действительно был на нуле. Армия зализывала раны, уже не надеясь на победу. Попытки Кальдерона хоть как-то приободрить солдат были подкреплены дополнительной раздачей вина из погребов дома бывшего губернатора Тортуги кавалера де Фонтене. Об этом распорядился генерал, который, скрывая свое ранение, появился как ни в чем не бывало. На коне он объезжал позиции, подбадривая солдат, пьющих за его здоровье, и громогласно восхвалял их доблесть.

– Молодцы, ребята. Сегодня ночью вы разбили французов и вполне заслужили отдых на весь день. Эти канальи больше не сунутся. Сейчас они в ужасе подсчитывают потери. Не будь я генералом, если к вечеру они не сдадутся. Вы настоящие герои, молодцы, все самое страшное позади.

Конечно же, дон Габриэль не верил в собственные слова, но генеральский долг заставлял его произносить подобные подбадривающие речи. Солдаты пили за победу, а их генерал думал об отступлении. Уже отправлены в Кайон все раненые, которых должны были погрузить на корабли. Уже были преданы земле все павшие и отслужена по ним месса, а дон Габриэль все еще пристально всматривался в сторону скального форта. Но надежда, что французы возобновят переговоры о капитуляции, становилась все меньше и меньше, несмотря на то что наша батарея на горе не переставала сыпать ядра на осажденных. Было где-то около четырех часов, мы втроем сидели за столом и обсуждали план отступления, когда к нам вошел встревоженный капрал.

– Мой генерал, из крепости доносится барабанный сигнал.

Мы разом повернулись… Слова застряли в горле, а мысли в голове.

– Французы просят переговоров?

– Да, экселенс, они уже спустились вниз и барабанят почем зря, вызывая на переговоры.

На изможденном лице нашего генерала заиграла улыбка. Он провел здоровой рукой по лицу и отдал необходимые приказания. Когда замолчали пушки, мы с Кальдероном и барабанщиком уже были рядом с парламентерами. Я снова стал переводить.

– Я, капитан Мартин, от имени губернатора острова Тортуга кавалера де Фонтене уполномочен заявить, что мы согласны на ранее предложенные условия капитуляции. Все, кто находится в крепости, уйдут с оружием, знаменами…