Английский язык тяготеет к образности, французскому свойственна риторичность, что, кстати, обусловливает явные различия между нашими народами. В основе флоберовского стиля как раз лежит риторика. Часто, даже слишком часто, он, скажем, использует триады - предложения из трех членов, расположенных, как правило, по нарастанию или ослаблению значения. С помощью триад легко достигается ритмическая симметрия, и их любят пускать в ход ораторы. Возьмем пример из Берка: "Ему необходимо считаться с их волей, уважать их мнение, уделять их делам внимание". Опасность подобных конструкций в том, что, если прибегать к ним сплошь и рядом, как прибегал Флобер, текст становится монотонным. В одном из писем Флобер жаловался: "Меня, словно вши, сжирают сравнения; я трачу массу времени, чтобы давить их, но предложения так ими и кишат". Критики давно подметили, что в его письмах сравнения звучат невымученно, естественно, а в "Госпоже Бовари" они слишком обдуманны и сбалансированны. Вот хороший пример - мать Шарля приехала в гости к сыну и невестке: "Elle observait le bonheur de son fils, avec un silence triste, comme queiqu'un de ruine qui regarde, a travers les carreaux, des gens attables dans son ancienne maison"[*"...И она в горестном молчании наблюдала счастье сына, как разорившийся богач заглядывает с улицы в окна некогда принадлежавшего ему дома и замечает за столом чужих людей" (фр.). Флобер Г. Собр. соч.: В 5 т. Т. 1. M., 1956. С. 70/Пер. А. Ромма.].
Написано прекрасно, но сравнение само по себе столь необычно, что отвлекает наше внимание от настроения отрывка, тогда как цель сравнения в том и состоит, чтобы подкреплять его силу и значимость.
Лучшие современные писатели Франции, насколько я заметил, намеренно избегают риторики. Они пытаются писать просто и естественно, не употребляют эффектные триады и воздерживаются от сравнений, словно это действительно те самые насекомые, о которых говорил Флобер. Поэтому, я думаю, они и не склонны восхвалять стиль Флобера, во всяком случае, когда разговор идет о "Госпоже Бовари"; "Bouvard et Pecuchet"[*"Бувар и Пекюше" (фр.).], где Флобер отказался от всех украшений, им ближе; по этой причине тяжелому слогу его лучших романов они предпочитают легкое, живое дыхание писем. Но дело тут скорее в моде, и нам лучше не судить о стилистических достоинствах флоберовской прозы. Слог может быть суровым, как у Свифта, цветистым, как у Джереми Тейлора, высокопарным, как у Э. Берка; каждый по-своему хорош, и наши предпочтения зависят от личных вкусов.
V
После "Госпожи Бовари" Флобер написал "Salammbo"[*"Саламбо" (фр.).], книгу, по общему мнению, довольно неудачную, и взялся за еще один вариант "L'Education Sentimentale", где рассказывал о своей любви к Элизе Шлезенжер. Многие французские литераторы считают роман шедевром, но он, по-моему, путанный и читается тяжело. Его герой, Фредерик Моро, - это частью портрет самого Флобера, каким писатель видел себя, а частью портрет Максима дю Кана, каким он видел своего друга, но люди эти были слишком непохожи друг на друга, чтобы в результате получился удачный сплав. Герой вышел неубедительным и совершенно неинтересным. Тем не менее начало романа превосходно, а ближе к концу в нем есть редкая по силе сцена, где мадам Арну (Элиза Шлезенжер) и Фредерик (Флобер) расстаются. Наконец, уже в третий раз, он переделал "La Tentation de St. Antoine". Хотя он утверждал, что замыслов ему хватит до конца жизни, они так и остались туманными прожектами. Как ни странно, но, кроме "Госпожи Бовари", сюжет которой он получил в готовом виде, все его романы строились на идеях, осенивших его еще в юности. Состарился Флобер рано. К тридцати годам он уже был лысым и пузатым. Максим дю Кан, по-видимому, прав, когда утверждает, что нервные срывы и успокоительные лекарства, которые он принимал от них, ослабили его творческие возможности.