Флобер

Успехом «Госпожи Бовари» Флобер обязан своим новым друзьям. Франция — страна писателей… Нигде больше в мире не ссорятся с такой страстью из-за какой-то книги или идеи. Нигде больше в мире не возводят знаменитых писателей почти в лик святых, если даже они оскандалились. Влияние писателей на общество весьма большое, даже если они самозванцы или лица, виновные в плагиате. Отныне в круг его друзей и знакомых входят Шарль Бодлер, Эрнест Фейдо[185], Сент-Бёв, братья Гонкур, Эрнест Ренан[186]. Он не имеет ничего против обрушившейся на него славы, хотя порой способен в полной мере оценить ее призрачность. Отныне Флобер — признанный писатель. На протяжении долгого времени презрительное отношение к любой публикации оберегало его от соблазна облегчить свой писательский труд. Теперь же, когда он достиг известности, — да еще какой! — он пожинает плоды своего тяжкого труда и получает от этого удовольствие.

На тот случай, когда ему захочется уединения, где он смог бы подготовиться к работе над новым произведением, у него есть убежище — семейный тихий уголок в Круассе. Он приезжает туда весной 1857 года и принимается за новый роман. На этот раз, чтобы очистить душу от безобразных в моральном отношении реалий «Госпожи Бовари», Флобер выбирает диаметрально противоположный сюжет: дальняя страна, эпоха, о которой ничего или почти ничего не известно.

Вновь обратившись к тексту «Искушения святого Антония» с целью улучшения стиля некоторых отрывков, Гюстав садится за книги и очень много читает.

С романом «Госпожа Бовари», «полный жизненных тягот и невзгод» сюжет которого ему сильно претил, он задумал книгу ни о чем, которая заинтересовала бы читателя только «внутренней силой ее стиля»[187]. В «Саламбо» он задумывает войти в согласие с собственным темпераментом, «влюбленным в лирический рык»[188]. Он даже надеется, что новый замысел не займет много времени. Но и в этот раз он отправляется в весьма продолжительное путешествие, которое продлится целых пять лет.

В скором времени Флобер сможет оценить все трудности затеянного им предприятия. Нельзя сказать, что как писатель он был наделен слишком богатым воображением. Выражаясь литературным языком, он был чувственным, восприимчивым к визуальным эффектам романистом. Для того чтобы писать, ему необходимо представить себе визуальный ряд произведения или хотя бы, как в случае со святым Антонием, испытать на себе действие галлюцинаций. Возможно, из него мог бы выйти великий кинематографист. Для того чтобы сочинить ту или другую сцену, ему нужен богатый документальный материал. Он изучает его, копается в нем, по-своему его перерабатывает. Он охотно сравнивает себя с волом. Когда он работал над романом «Госпожа Бовари», он сосредотачивался на деталях, находясь уже на освоенной территории, поскольку речь шла о провинциальной жизни. Он описывал хорошо знакомую ему среду, например врачебную, которая окружала его с самого детства. Операция на ноге Ипполита, по словам Пьера Марка де Биази, — это почти семейная история. Доктору Флоберу однажды не удалось подобное хирургическое вмешательство, что позволило Биази сказать, что Гюстав этим пассажем стирает в памяти воспоминание детства…[189]

В случае «Саламбо» всё совсем по-другому: отдаленная эпоха, неизведанный мир, знания, почерпнутые из книг. Вот что он пишет Жюлю Дюплану 28 мая 1851 года: «От книг меня уже тошнит. Я перелопатил множество страниц. Только с марта я сделал выписки из 53 разных источников… Мне кажется, что я могу теперь иметь полное представление о том, каким был солдат в античные времена».

Флобер очень скоро поймет, что одним из подводных камней этого проекта будет психология персонажей, когда речь идет о том, чтобы «почувствовать себя человеком, который жил более двух тысячелетий назад в эпоху, не имеющую ничего общего с современной нам цивилизацией»[190]. Он представляет эту книгу в цвете, «что-то пурпурно-красное».

Стоило Флоберу в июле 1857 года сесть за письменный стол, как его охватывает непреодолимое отвращение. Книга нагоняет на него тоску, а он, как ему кажется, будет, в свою очередь, докучать читателю. Впрочем, отныне ему суждено испытывать такие чувства всякий раз перед началом очередной работы. Написав первую главу романа, Флобер нашел ее «отвратительной». Он слишком мало времени был «беременным»[191] этой книгой. Неплохой предлог для того, чтобы дать себе передышку и подумать о том, в каком контексте будут развиваться события в этом произведении.