— Но подумай, что ты говоришь! Ты что, забыла Иерониму? Ты полагаешь, что, имея такое оружие против меня, она не воспользуется им? Я отказалась, как это сделал и мой отец, от брака с ее сыном… Ты все это сама видела и слышала.
— Действительно, я забыла об этом. Тогда остается один выход. Надо сделать так, как хотел твой отец: все рассказать Лоренцо! Может быть, я глубоко ошибаюсь, но мне кажется, он тебе поможет!
Фьора подошла к портрету и тщательно закрыла его материей.
— Я последую твоему совету. Сразу после похорон я попрошу Лоренцо выслушать меня…
Вся Флоренция вышла на улицы, когда через два дня Франческо Бельтрами покинул дворец и отправился в свой последний путь. Шесть человек несли покрытые белой тканью носилки с его телом. Похоронный кортеж, согласно закону, отличался скромностью: перед носилками шли четыре монаха со свечами, а за телом покойного — двадцать плакальщиков в черных одеждах.
— Затем следовала Фьора, вся в черном, в сопровождении Леонарды и Кьяры. Они возглавляли процессию из слуг и всех тех, кто работал в многочисленных конторах великого негоцианта. Ни музыки, ни пения… Но с серого облачного неба, где высоко парили ласточки, спускался на землю стройный звон всех колоколов Флоренции. Такова была воля Лоренцо Великолепного…
Он распорядился отслужить панихиду в соборе, с тем чтобы все могли на ней присутствовать, затем тело перенесут в канонику Ор-Сан-Микеле, где состоится погребение.
По всему пути следования траурной процессии стояла толпа горожан, а у собора собрались представители различных цехов — торговцы, производители шелка, банкиры, судьи и нотариусы, аптекари и меховщики. Затем шли "младшие»цеха: дровосеки, кузнецы, сапожники, плотники, хозяева харчевен и гостиниц, красильщики, торговцы маслом, солью и сыром, оружейники и, наконец, булочники… Сеньория присутствовала в полном составе.
У самых дверей собора, облаченные в одежды из черного бархата, стояли Лоренцо и Джулиано де Медичи вместе со своими семьями и друзьями. Здесь собрались также поэты, философы и художники города! Пришел, конечно, Сандро Боттичелли и Верроккьо со своими учениками — Перуджино и Леонардо да Винчи, и подмастерьями, которые занимались тем, что смешивали краски и отмывали кисти и т, д. Невозможно перечислить всех присутствовавших.
Внутри собора все блистало великолепием, горело множество свечей. У открытых дверей стояли священнослужители в пурпурных одеяниях и высоких головных уборах, сияли золотом митры епископа и аббатов… Все это как бы составляло сказочную фреску, напоминавшую о невиданном великолепии рая, куда должна была устремиться душа Франческо Бельтрами.
Удары колокола доносились с высокой колокольни, а внутри собора слышался низкий голос органа. Когда тело внесут в храм, к органу присоединится хор из тридцати юных голосов.
Носильщики приближались. Они должны были последовать за духовенством, которое уже начало входить в собор.
Но внезапно перед процессией возникла женщина, закутанная в черное. Распростертыми руками она загородила путь.
— Назад! Человек, которого вы несете к святому месту, умер грешником. Он не должен быть там, пока правда не станет известна всем!
— Иеронима! — простонала Фьора. — Бог мой, что она задумала?
— Страшно и подумать, — прошептала Леонарда. — У нее хватит наглости на все! Она, конечно, приложила руку к тому, что мессир Франческо умер, не причастившись!
— Я в этом не сомневаюсь! К сожалению, у нас нет никаких доказательств ее вины, и она это знает…
А между тем в толпе началось волнение, слышался ропот.
Шум нарастал… Капитан Савальо, сопровождавший Фьору, попытался оттолкнуть возмутительницу спокойствия, но та энергично отбивалась и выкрикивала:
— Меня не заставить замолчать! Справедливость должна восторжествовать, а позор — прекратиться!
— Веди себя спокойно, женщина, и уйди отсюда! — крикнул капитан. — Твое скандальное поведение — это святотатство! Уж кто здесь имеет право требовать справедливости, так это так подло убитый сеньор Бельтрами…
Он жестом позвал своих солдат на помощь, но тут к нему подошел гонфалоньер:
— Не трогайте ее! По закону и к чести нашего города любой гражданин может свободно говорить то, что он хочет!
— Свободно, да, но не всюду и не всегда!
— Я тоже такого же мнения, — грозно сказал Лоренцо де Медичи, вмешиваясь в разговор. — Мы собрались здесь, чтобы проститься с одним из лучших граждан Флоренции. Все, что здесь сейчас происходит, — непристойно! Уйди, Иеронима Пацци! Если у тебя есть жалоба, она будет выслушана, но позже! Нельзя заставлять покойника ждать перед храмом божьим!
Но Иеронима прекрасно знала. Что среди собравшихся найдутся такие, которые питали ненависть и зависть к Франческо Бельтрами. Кроме того, упомянув о позоре, она возбудила нездоровое любопытство толпы. Она крикнула изо всех сил: