Сама она и не догадывалась, сколько времени в своих мыслях уделяет ей Антонио. Столкнулись они в пол-пень – естественно, жаркий – на выходе из лифта в здании банка, расположенном на проспекте Либертад. Антонио успел заметить морщинки на ее лице, оценить усталость измученного долгими годами супружеской жизни тела, поймать неуловимую грацию и гармонию движений, которые хранили память о гибкой, привлекательной, судя по всему, некогда безупречной фигуре. Антонио захотелось догнать ее, поделиться своим секретом, заставить ее понять то, что ему уже было известно, но, увы: пороху ему хватило лишь на то, чтобы сказать: «Добрый день, и пусть каждый день будет добрым, пусть все ваши дни будут добрыми…» Больше он не смог выдавить из себя ни единого слова. Женщина даже не удивилась, услышав столь странное приветствие, и, как показалось Антонио, почувствовала в его словах что-то большее, чем то немногое, что было произнесено вслух. С того мгновения их встречи окрасила некая особая, заговорщическая атмосфера, и влечение Антонио, вместо того чтобы ослабеть, лишь крепло день ото дня. Впрочем, накануне вечером он получил по электронной почте большое письмо от Марка. Расследование, проведенное Федерико, подталкивало и остальных друзей к тому, чтобы показать наконец свою удаль в нелегком ремесле охотников за тайным знанием, затерянным в дебрях библиотек и в самых немыслимых уголках города. К сожалению, эти поиски могли обернуться не чем иным, как бесцельной прогулкой дилетантов, предпринятой для того, чтобы развеять скуку и игрой воображения немного приподнять пелену обыденности. Однако Антонио не хотел быть первым отказавшимся от поисков – возможно, бесплодных. Так уж получилось, что именно он втянул друзей в это приключение, заставил обоих, пусть и в шутку, дать мушкетерскую клятву помогать друг другу в раскрытии тайны – может быть, несуществующей, – и теперь он выглядел бы просто глупо, спрятав череп в сейф и сделав вид, будто ничего не произошло и никакой клятвы не было. Для начала нужно было покопаться в отцовской фильмотеке – в старых пленках, которые тот коллекционировал с молодости. Антонио просто не мог позволить себе отложить столь необыкновенное предприятие под воздействием присущей ему вялости и апатии, а также своего извращенного вкуса, благодаря которому он всегда выбирал женщин, о коих можно было только мечтать. Привычка отказываться от того, что нравится, была одной из ярких отличительных черт его мазохистской натуры.
Федерико приехал во Флоренцию на своем маленьком черном «фиате». Он припарковался на набережной, довольно далеко от исторического центра города, над которым возвышался знаменитый, веками приковывающий восхищенные взгляды эстетов купол Дуомо. Попасть во Флоренцию, не совершив паломничества по улицам, застроенным старинными дворцами аристократических семейств, было невозможно. Эта показная пышность не просто давила на Федерико, а, как ему казалось, обрушивалась на него, чтобы уничтожить пораженную декадентской роскошью Медичи душу. В тот день ему не было никакого дела ни до величественных фасадов, ни до знаменитых гробниц торговцев и чиновников, которые местная знать и служители церкви украсили с великолепием, противоречащим скорби. Архитектурная мода, игра стилей, истории из жизни клана герцогов, покровителей искусств, – все это не шло ни в какое сравнение с мятежом деревянной куклы Коллоди, марионетки, осознавшей себя самым настоящим ребенком из плоти и крови, несмотря на то что дерево, из которого она была сделана, по своей природе отрицало ее бренность и смертность.