Флорентийские маски

Отношения между Адой и ее матерью не были ни хорошими, ни плохими; собственно говоря, этих отношений как таковых не было вообще. Мать и дочь виделись чрезвычайно редко, и Аду фактически вырастили три ее пожилые тетушки – те самые, которые произвели такое неизгладимое впечатление на Марка в день свадьбы. Пол стал вспоминать этот день: ничто, ни одна деталь не показалась ему подозрительной или заслуживающей особого внимания. Мать Ады вела себя как совершенно нормальная женщина. Пол знал, что на свадьбу она приехала с одним из своих бывших мужей, которого он тогда посчитал отцом Ады Маргарет. Впрочем, все это могло оказаться одним большим обманом. Все, включая свадьбу, семью и дом в Ковент-Гардене… Даже не спектаклем, а одним незначительным эпизодом в бесконечной, еще не дописанной и не до конца сыгранной пьесе.

– А сколько детей было у этой женщины? – спросил Пол, перебивая продолжавшую читать отчет сестру.

– Не знаю, здесь даже не написано, сколько раз она была замужем, – сказала Хелен не без беспокойства в голосе. – Мы ведь заказывали расследование по поводу дочери, а не матери.

Ночь компенсировала день: размышления питали накопленные в памяти образы, наполняя их смыслом. Холод в Европе не похож на холод в любой другой части света: здесь грустнее, темнее и страшнее. Ночь и холод запутывают человека, сбивают с толку. В тот вечер Ласло перешел с пива на более крепкий алкоголь. Для него ситуация была похожа на элементарное арифметическое уравнение: сейчас он больше всего боялся столкнуться со своими же собственными мыслями, которые могли в любой момент вернуться к нему из прошлого. Оставаться одному в такой ситуации было нельзя. Расставшись с профессором Харпером, Ласло задержался у газетного киоска и присмотрел себе пару журналов, чтобы убить время в гостинице. Вскоре он понял, что читать все равно не сможет. Свернув за угол, зашел в первый же попавшийся бар, где поджидали клиентов скучающие вечерние посетительницы. Ласло попросил бармена подать что-нибудь на его вкус, лишь бы покрепче. К нему подошла молодая блондинка – жилистая и высокая, она чем-то даже напоминала мужчину. Ласло жестом дал понять, что не желает с ней знакомиться, и проворчал ей в спину: «Я люблю тех, кто постарше, чтобы совсем зрелая женщина была, и с лицом, как из двадцатых годов».

Столь неожиданные и вместе с тем четко сформулированные требования венгра немало позабавили услышавших его слова конкуренток блондинки. Впрочем, Ласло сейчас было не до шуток, и он сосредоточился на запотевшем бокале, чем-то походившем на мексиканского священника, потеющего в редкостно жаркий и душный день. Буквально через несколько минут к нему подошла другая женщина, по крайней мере формально вполне отвечавшая изложенным им критериям. Она была невысокая, довольно упитанная, но каким-то образом сумела сохранить невинное лицо – ни дать ни взять ангелочек с раскрашенной открытки. «Вы мне нравитесь. Я готов пойти за вами куда угодно, хоть в вертеп порока, но при одном условии – плата должна быть разумной. Не рассчитывайте, что вам удастся обобрать меня как липку лишь потому, что я иностранец». Такая грубость была заранее просчитана и взвешена Ласло, который вовсе не желал усложнять себе жизнь лишней игрой и натужной вежливостью по отношению к продажным женщинам.

Они поднимались по лестнице, где пахло свежеприготовленной, еще не обожженной фарфоровой массой. Ковровая ткань под ногами совокуплялась с мрамором лестницы флорентийского дворца, превращенного в бордель. Женщина из аристократического рода, сама родившаяся в этом же доме, превратила колыбель благородного семейства в дом свиданий. Это было сделано из чувства мести – мести за унылое детство и за образование, иссушившее ей душу, сжавшуюся до размеров крохотного комочка. Кроме того, женщина ненавидела всех своих предков и родственников за то, что они не оставили ей ничего, кроме этого роскошного особняка, требовавшего огромных денег на его содержание. Она поклялась, что не будет жить одна в огромном доме, составлявшем все ее наследство, но, наоборот, наполнит его страстями и, более того, сумеет превратить древние камни и балки в источник звонкой монеты. Эту клятву она произнесла при выбранном ею самой женихе в день помолвки, состоявшейся здесь же, между огромными, до самого потолка, зеркалами и в присутствии подружек невесты, сплошь представительниц знатных родов и семейств. Ласло знал эту женщину: она была старой подругой его недавно скончавшегося клиента – знаменитого актера. Тот познакомился с хозяйкой дворца, когда подыскивал себе партнершу для некоего подобия порнофильма, который так в итоге и не был снят.