Флот обреченных

Что случилось с людьми — об этом и говорить не стоит. Столб огня взметнулся в небо на тысячи метров, образуя торнадо километрового диаметра, — огнедышащий вихревой столб выбросил в небо остатки строений и мусор. Ударная волна покатилась со скоростью двести километров в час…

И крушила то, что еще не сгорело, — пожарные станции, больницы…

Центр хизской столицы пылал почти целую неделю. Погибло не меньше полумиллиона человек.

Так что второе предупреждение вечного императора было не менее убедительным, чем первое.

Глава 40

Выходя из бомбоубежища в сопровождении своих телохранителей, Пэстор кипел от злости — ему казалось, что он вывалялся в грязи и провонял. Издалека доносился замирающий вой сирен, возвещающих о конце противовоздушной боевой тревоги.

Еще одна чертова ложная тревога. После внезапного и разрушительного налета имперского космофлота прошло уже три дня — и по меньшей мере двадцать ложных противовоздушных тревог заставляли его вместе с телохранителями и всей домашней прислугой бежать сломя голову в набитое людьми бомбоубежище, которое находилось на двадцатиметровой глубине под садом его особняка. Ему надоело ощущать себя мелким грызуном, который испуганно юркает в норку при первом намеке на тень хищника. И особенно гадко на душе, когда страшная тень оказывается чем-то вполне безобидным — вроде насекомоядного дрозда.

Пэстор остановился возле стальной двери, прикрывавшей вход в бомбоубежище. Большинство слуг потянулись к уродливому бетонному ящику, который он называл своим домом.

Подобно всем тем, кто начинал свой жизненный путь в прокопченных душегубках под гордым названием таанских фабрик и мало-помалу выбился в люди и стал важной персоной, Пэстор превыше всего ценил возможность отгородиться от остальных людей, гарантировать невмешательство посторонних в свою жизнь.

Дом, больше похожий на крепость, чем на удобное жилище, он построил многие годы назад — на окраине столицы, неподалеку от района трущоб. Близость не то чтобы очень приятная. Однако Пэстор полагал, что не стоит, так сказать, терять связь с корнями, отрываться от взрастившей его почвы.

Это было не очень по-таански, зато обеспечило ему популярность в народе и помогло достичь больших успехов в жизни.

Сам бывший заводской раб, Пэстор воображал, что умеет выжать последнее из рабочих. Его конкуренты использовали только кнут; Пэстор признавал кнут печальной необходимостью. Уж так от века повелось. Но он был пионером возвращения в обиход и пряника.

На фабриках Пэстора с рабочими обращались не как со скотом, а с некоторой долей уважения. Самым усердным и изобретательным работникам выдавали щедрые премии. И не по доброте сердечной, а из голого расчета. Таким же холодным расчетом была рождена идея использовать военнопленных в Колдиезе — пусть вкалывают на военную мощь Таанской империи.

Предприятия Пэстора было бы смешно называть идеальными. В большинстве планетных систем Галактики условия труда на этих фабриках сочли бы варварскими. Даже на Прайм-Уорлде общественное мнение заставило бы капиталистов закрыть подобное производство как непотребное. А в других мирах рабочие не выдержали бы такого гнета и пошли свергать хозяев с оружием в руках. Однако в рамках таанских нравов пэсторовские фабрики были чуть ли не раем земным, и в родную историю Пэстор обещал войти как первый «просвещенный капиталист».

В согласии со своими моральными установками и свой дом Пэстор построил «в народной гуще». Но чтобы все-таки не слишком соприкасаться с этой гущей, Пэстор заказал архитектору дом особой конструкции: многоэтажное здание было обращено к миру простолюдинов четырьмя глухими стенами. Внутри располагался огромный двор-колодец, куда и выходили все окна. Двор был воистину великолепен: в центре — под куполом — роскошная оранжерея, далее сад под открытым небом, лужайки, фонтаны, бассейны.

Но оранжерею и сад он чуть было не потерял, когда стал действительным членом совета. Принеся ему помимо солидного годового оклада большую власть и влияние, членство в совете явило также и свои минусы, ибо всем членам настойчиво рекомендовалось «содействовать строительству или лично сооружать подземные бункеры, способные устоять против…» — и так далее, обычное бубнение на канцелярите. Говоря человеческим языком, ему предлагали снести оранжерею, срубить сад и построить на этом месте бетонное бомбоубежище — да такое, что выдержит прямой ядерный удар.

Пэстор уже мысленно представлял выражение лица лорда Ферле, когда он скажет многомудрому лорду, куда они могут идти со своими антиядерными бетонными гробами, когда его осенила блестящая идея.