Флот обреченных

Но были у этого «свинюшника» и свои преимущества. Скажем, обслуживали здесь не автоматы, а живые люди, которые, впрочем, на все смотрели сквозь пальцы — лишь бы кровь за собой вымывали. Пиво стоило всего-навсего десятую часть кредитки, алкоголь — половину. И разумеется, никакого акцизного сбора с этого спиртного в имперскую казну не поступало.

Здесь любого привечали: мужчина ты, или женщина, или какая непонятная инопланетная зверушка — сиди себе сколько хочешь. Достаточно взять кружку дешевого пива — и хоть полдня балдей, один или с товарищами, никто тебе дурного слова не скажет. Тут было самое место продать втихаря наркотик, спланировать, как обчистить какой-нибудь склад или чью-либо хату. Да и просто приятно потереться в обществе, чтобы не тосковать в своих четырех стенах.

А в глазах Чаппеля у этого кафетерия было одно очень специфическое достоинство. Он мог спокойно часами глядеть через тамошнее окно на глухую бетонную стену соседнего здания и слушать голоса. Каждый день эти голоса сообщали ему очередную порцию разоблачений гнусной и несправедливой деятельности вечного императора.

Тут надо, справедливости ради, отметить, что люди Сулламоры еще несколько недель назад убрали проекторы направленного гипнотического вещания. Теперь Чаппель слышал голоса, так сказать, собственного производства, и истории, поведанные ими, были предельно захватывающими.

Несколькими днями раньше он вдруг понял, что обязан что-то сделать. Что именно — неясно. Единственное, что лезло ему в голову, — использовать еще одно преимущество кафетерия, его близость к Центру демократического воспитания.

Любая война, даже самая «справедливая», имеет своих противников. Оппозиция включает в себя разную публику: начиная от искренних и убежденных пацифистов, а также просто холодных голов, которым ой как не хочется подставлять свою грудь под пули — неважно, во имя каких идей, и заканчивая темной публикой, которая не успела вовремя оседлать конька ура-патриотизма и теперь ютится на обочине политики.

Вечному императору приходилось постоянно следить за собственной службой безопасности, сдерживать ее рвение. Напоминать, что не является врагом народа всякий, кто думает или даже говорит вслух, что вечный император — кусок дерьма.

В теории все было прекрасно. Начальство службы безопасности покорно соглашалось с властителем. А вот на практике излишнее усердие встречалось на каждом шагу. Во время тяжелой войны свобода слова и прочие гражданские свободы не поощряются нигде и никогда. И тысячи подданных императора попадали в концентрационные лагеря, как злостные диссиденты, лишь за умеренные высказывания вроде того, что вечный император вряд ли знает ответы буквально на все вопросы.

Центр демократического воспитания представлял собой оппозиционную силу особого рода. Это общественное движение сплотилось вокруг убеждения, что вечный император слишком жестко реагирует на происки Таанской империи и надо было решать конфликт мирным путем. До самой войны Центр даже лоббировал выделение государственных бюджетных фондов на создание таких же центров на территории Таанского союза — для роста взаимопонимания и дружбы между населением двух государств. Собственно говоря, добрые люди, затеявшие этот Центр, верили в то, что достаточно оказаться на территории таанцев и начать открывать местному населению глаза на кастовость их общества и жестокость эксплуатации низших классов, как таанцы или потребуют реформ, или немедленно восстанут. К счастью, фонды так и не были выделены и, образно выражаясь, ни один из новых миссионеров не закончил жизнь в котле у туземных людоедов.

Таанские власти — будучи тем, чем они были, — бурно приветствовали создание Центров демократического воспитания до тех пор, пока они находятся на территории империи. И старались максимально использовать в своих целях простаков из этих центров.

К этому времени остался один Центр — в Соуарде. Вокруг него, разумеется, роились таанские агенты. Но Центр тем не менее не закрывали, ибо вечный император приказал его не трогать — правда, скрипнув при этом зубами. Ведь, с другой стороны, в Центре, который притягивал всех подлинных диссидентов, было легко наблюдать за ними и просто держать до времени под колпаком, прослеживая связи. Поэтому Центр кишел также и агентами имперской разведслужбы. Имперская контрразведка никак не могла сообразить, что если бы не активная работа ее агентов и не ее тайная подпитка деньгами диссидентской организации, то Центр закрылся бы еще несколько лет назад — хотя бы потому, что его членов считали политически ненадежными субъектами, которых даже на место полотеров следует принимать с оглядкой.

Чаппель прослышал о Центре совсем недавно. Впрочем, сам он не помнил, каким именно образом. А информация об этой организации была включена в передачи через проекторы направленного гипнотического вещания. Не то чтобы Сулламора желал видеть Чаппеля в рядах этой организации — просто, когда человек дозревал для прихода в Центр, можно было начинать четвертый этап его обучения «демократии».