Флот судного дня

От его прошлой жизни остались только жалкие осколки воспоминаний, которые он никак не мог собрать воедино, как ни старался. Будто кто-то ударил молотком по хрупкой конструкции его памяти и вдребезги разбил ее. Хуже всего он помнил то, что было недавно; впрочем, и отличить недавнее от давнего у него редко получалось. Единой биографии не склеивалось.

Из-за огромных дыр в памяти ему хотелось рычать и плакать, но и этого он не мог сделать, потому рычание оборачивалась каким-то глухим бульканьем и становилось трудно дышать. Вот какой-то осколок воспоминания: он стоит у входной двери, а ее ручка возле его носа, а до звонка ему не дотянуться – тут он совсем клоп. Да, он ходил в школу, даже помнит, как она выглядит, примерно. Но совершенно не может вспомнить дороги от дома до школы, где она вообще находилась? Вспоминается какая-то квартира, но его ли или его подружки? Он вспоминает морской корабль, кто он там? Дым, раскаленное брызгающее окалиной железо, бурлящая и смыкающаяся над головой вода. Это было с ним или увидено в каком-то фильме? Могучий торс, обвитый пулеметными лентами, и не менее мощные руки, которые крепко держат двадцатикилограммовый авиационный пулемет, извергающий тысячу восемьсот пуль в минуту – это ведь точно фильм, забыл только название. Зеленых маленьких инопланетян, пупырчатых как огурцы и вылезающих из-за шкафа, он тоже вспоминает – наверное, они киношные. Но уверенности в этом нет.

Многим картинкам, которые присутствовали в его памяти, он не мог дать словесного описания. Кто этот человек? Чье это лицо? Кто эта пожилая женщина? Он не мог вспомнить даже имени своей матери. Не мог определить причину появления шрамов у себя на теле. Хирург, похоже, поработал над ним, но что случилось?

Вот какой-то старик, пахнущий дешевым табаком, с руками похожими на корни дерева. Он достает из пыльного шкафа китель с орденами, надевает и улыбается щербатым ртом. Его собственный дедуля или просто старичок, показанный по телевизору? Однако до деда ли сейчас, если он не помнит, как зовут его самого.

Возможно, его имя начиналось на букву К. Примем это за основу. Буква К – это звук Ка. Сойдемся на том, что его зовут Ка. Хотелось бы, конечно, что-то подлиннее, например Кака. Но это слово слишком напоминает о том, что регулярно появляется в аквариуме благодаря ему. Да и явно по-бразильски звучит. Есть же такая страна Бразилия, но он точно не оттуда, потому что там всегда солнечно и тепло, а он вырос в таком месте, где, как правило, пасмурно и холодно. Или он все-таки из Бразилии? Иначе почему звучит у него в голове навязчивая мелодия: «Samba! Samba de janeiro, samba, samba de janeiro»? И хочется делать и руками, и ногами, и тазом разнообразные движения, потому что до смерти надоела неподвижность. «Sempre assim, Em cima, em cima, em cima. Sempre assim,em baixo, em baixo…»

Затем экспериментаторы убрали паралич с его нижних конечностей и перевели из аквариума в приличных размеров бассейн, типа заслужил. Там уже не гель чмокал, а плескалась как будто нормальная вода. Теперь он дышал то воздухом, то в воде. При температуре двенадцать градусов. Именно такая была для него теперь терпимой. Приучали его и к водичке похолоднее, понижая температуру в бассейне сперва на несколько часов, а затем и насовсем. Бывало, что становилось неуютно, тесно как-то, будто его шнуром прошили и перетянули, и очень больно делалось местами, но все же он и к этому притерпелся.

После таких улучшений закономерно настало время свершений и дальняя дорога. Его перевозили, предварительно сильно успокоив транквилизаторами, при заторможенном ритме дыхания и сердцебиения. И по-настоящему Ка проснулся, считай, в освежающей воде какого-то моря, явно не южного, на глубине нескольких метров, без какого-либо подводного снаряжения, и он снова дышал в воде. Потом его доставали на поверхность и погружали опять.

Вопреки рефлексу, он должен был сильно выдохнуть перед погружением, чтобы легкие затем выдержали подводное давление. Ему снижали инъекциями реакцию дыхательного центра, чтобы тот вдруг не отреагировал судорожным вздохом на временную гипоксию – в тот момент, когда Ка переходил на жидкостное подводное дыхание. Потом из носа выходили пузырьки, давление в легких снижалось, но дыхание продолжалось, причем очень частое. Легкие теперь работали иначе, по крайней мере, интенсивнее. А вдобавок под водой он отчетливо ощущал стук другого сердца, которое находилось справа от обычного.

Нередко возникало ощущение удушья, а попутно паническое желание поскорее всплыть, так сказать, покинуть мрак глубины. Но Ка учился справляться с этим, к его услугам и внутренний капитан на ходовом мостике, который давал подсказки – откуда, интересно, тот взялся. Именно паника пожирает кислород и может привести к тому, что Ка отчаянно втянет этот мрак. Но у него есть запас надежности. Миоглобин, создающий в мышцах резерв кислорода, гликопротеины-антифризы и факторы-шапероны, которые поддерживают стабильность белков, вырабатываются в нем самостоятельно.