Флотоводцы и мореплаватели Екатерины Великой

В пути ж он бывал от города Архангельского в способную погоду до Новой Земли, коя ближе Шпицбергена, от 4 до 5 дней, а до Шпицбергена — от 8 до 10 дней. А когда случаются ветры противные, то идут до Новой Земли недели по две, а до Шпицбергена по месяцу и более. Возвращался ж к городу Архангельскому до Покрова и позже[11]».

Рассказал Корнилов Комиссии о спасении им четырех промышленников, невольных многолетних зимовщиков на Шпицбергене из артели Алексея Химкова. В 1743 г. кормщик Алексей Химков с четырнадцатью промышленниками отправился к Шпицбергену на зверобойный промысел. Буря занесла поморскую лодью к восточным, мало посещавшимся в то время берегам о. Малый Берун архипелага Шпицберген (теперь о. Эдж). Тяжелые льды сжали судно и грозили гибелью промышленникам.

Четверо из них — Алексей и Иван Химковы, Степан Шарапов и Федор Веригин — пошли по льду на берег для того, чтобы отыскать для зимовки избу, ранее построенную мезенскими промышленниками. Найдя избу и переночевав в ней, они возвратились к тому месту на берегу, где вышли на остров. Лодью они не увидали, ее либо унесло штормом, либо раздавило льдами.

Поморы остались на острове и прожили там 6 лет и 3 месяца. Пищу они добывали охотой на оленей, песцов и белых медведей. Цингой заболел лишь Веригин под конец пребывания на острове, когда отказался пить свежую оленью кровь.

Случайно к месту зимовки 15 августа 1749 г. подошло промысловое судно Амоса Корнилова, который и вывез трех оставшихся в живых поморов. Об этом спасении Корнилов рассказал Морской Российских флотов Комиссии так: «От 1720 году в разные лета случилось в пяти годах, что все промышленные суда у Шпицбергена во льдах раздавило. И в каждом году судов от семи до осьми погибло, от которых и людей менее десятой части осталось. И из оных некоторые спасли свой живот выездом на малых ботах в Норвегию, а четыре человека жили 6 лет на Шпицбергене без хлеба и без одежды, довольствуясь одним оленьим мясом; а платье носили из оленьих кож.

В те 6 лет никто для промыслов на Шпицберген для опасности от льдов не ходил; и оные четыре человека вывезены к городу Архангельскому на судне его, Корнилова, в (1749) году; которое тогда было послано для разведывания промыслу».

Сообщения Мезенского уезда Окладниковой слободы государственных крестьян Федора Рогачева и Павла Мясникова, а также Мезенского уезда слободки Кузнецовой государственного крестьянина Василия Серкова ничего существенного к сообщению Амоса Корнилова не добавили. Только Мясников уточнил, что «в прошлых 1762 и 1763 годах до Шпицбергена за льдами он и прочие промышленники не доходили, и назад к городу Архангельскому с половины пути и меньше возвращались»[2, с. 242–248].

Во время бесед членов Морской Российских флотов Комиссии с поморами Ломоносов не присутствовал. Лишь 12 марта 1764 г. Комиссия постановила для заслушивания записи показаний поморов и матросов в целом «и господина Ломоносова призвать».

Вероятнее всего, во время посещения Петербурга Амос Корнилов посетил Ломоносова и рассказал ему о расспросах Комиссии и о ее желании иметь список опытных кормщиков, которых желательно использовать при подготовке и проведении экспедиции в Сибирский океан. Уже 8 марта Ломоносов представил Комиссии записку с именами 10 «поморских промышленников, способнейших к северному мореплаванию».

Морская Российских флотов Комиссия письменного решения по проекту Ломоносова не вынесла. «Краткое описание» и материал по опросу матросов и поморов был передан в Адмиралтейств- коллегию.

А что же Ломоносов? Вероятно, рассказы Корнилова и других поморов о льдах и течениях в районе Шпицбергена привели его к мысли о необходимости пересмотра своей точки зрения, заключающейся в утверждении невозможности и непригодности для мореплавания северо–западного прохода в Восточный океан.