Флотская богиня

— То есть в наших общих, государственных и партийных, интересах — убрать этого Гайдука, — не очень-то решительно, как бы размышляя вслух, произнес Вегеров, возводя, таким образом, расправу над майором в ранг обоюдного решения. — Причем сделать это при первой же возможности. Такой, значится, козерог у нас вырисовывается.

Услышав это, Гурька смахнул с лица маску городского придурка и, неслышно перекатываясь с пятки на носок, убрался из приемной.

27

— А, ты опять здесь?! — вяло как-то удивился начальник походного госпиталя капитан Зотенко, увидев Евдокимку въехавшей на территорию госпиталя на санитарной машине.

— Как видите, — без какого-либо вызова, скромно потупив глаза, ответила курсистка. — Я ведь уже говорила, что хочу служить у вас.

Заметив, что вслед за курсисткой на землю спускается медсестра Вера Корнева, эскулап-капитан недовольно покряхтел в ответ, однако поступаться принципами не пожелал.

— Только тебя нам сейчас и не хватало, — пробубнил он.

— Но теперь я появилась по приказу командира полка и начальника штаба.

— Точно, она у самого полковника Селиванова разрешения спрашивала, — тут же подтвердила Корнева.

— Если по приказу, тогда уже не «появилась», а «прибыла», — начальник госпиталя сжал тоненькие, словно шнурки, и почти бескровные губы.

— Так точно. Прибыла. Для прохождения этой, ну, санитарской медслужбы…

— Вот именно: «санитарской медслужбы», — поморщился худощавый, бестелесный какой-то капитан. Затем он долго протирал запыленные очки еще более запыленным носовым платочком, не зная, как вести себя с настырной девицей дальше. — И все же это нарушение закона, — Зотенко неуверенно попытался оправдать свое нежелание видеть Евдокимку в составе госпитального штата.

— Саму войну и все, что на ней сейчас происходит, вы, товарищ капитан, конечно же считаете «законными», — попыталась въедливо усовестить его медсестра Корнева. — Ну-ну…

— Ладно, кончаем эту бузу, — сдался эскулап-капитан. — Если командование полка действительно так решило, то… ему виднее, — осуждающе пожал он своими тощими плечиками-крылышками. Начальник даже не пытался скрыть, что недоволен решением полковника, но вынужден подчиниться.

— И даже не сомневайтесь. По мудрости своей, командование в самом деле зачислило Евдокию Гайдук в личный состав и поставило на довольствие, — победно, с явным намерением хоть в чем-то досадить, дожимала его Вера, наблюдая за тем, как мужчины-санитары снимают с кузова носилки с раненым зенитчиком.

Из небольшого особнячка, наспех приспособленного под операционную, донесся душераздирающий крик какого-то солдатика, судя по голосу, явно мальчишки. Однако встрепенуться он заставил только курсистку, остальные же, в том числе и мужчины-санитары, курившие на ступеньках приемного отделения в ожидании следующей партии раненых, отнеслись к этому всплеску боли без особых эмоций. Когда же вопль повторился, один из санитаров даже проворчал:

— Лучше бы матерился, так оно для души и боли отходчивее.

— Моли Господа, чтобы сам в его шкуре, да на этом же столе, не оказался, — упрекнул его «собеседник по махорке».

Что же касается эскулап-капитана, то он даже не взглянул в сторону операционной, зато стал еще мрачнее и, пусть и запоздало, но все же огрызнулся:

— По мудрости или по глупости назначили эту девчушку в санитарки — мы еще посмотрим, — ответил он медсестре. — И кто ей больше добра желает: я или ты со своим командованием — над этим тоже еще подумать надо.

— Во всяком случае, я уже видела, как эта эскулапка перевязывает. Толковая девчонка; главное, что крови да мяса людского не боится. Сама я, помню, поначалу раз пять сознание теряла. Словом, пусть служит.

— Так ведь восемнадцати ей нет! Наверняка и в штабе соврала.

— Да что вы все годы наши девичьи считаете, эскулап-капитан? Пока вы решитесь звать девушку замуж, она аккурат созреет, — вновь осадила его пышнотелая тридцатилетняя Корнева, давая понять, что с этой минуты Евдокимка окончательно переходит под ее попечительство.

— Ну при чем тут «замуж», Корнева?! — болезненно поморщился начальник лазарета. — Не видишь, что ли? Вокруг — сплошная буза… Как и вся эта мерзопакостная служба, которая тоже — буза.

— А при том, что и сама я когда-то пришла в госпиталь, после медсестринских курсов, птенчик-птенчиком. Однако же ничего, оперилась да остепенилась. В отличие от вас, товарищ капитан, поскольку вы все никак не остепенитесь.

— Прекратить бузу, Корнева!

— Так еще ж даже и не начинала, — язвительно, воинственно подбоченясь, огрызнулась медсестра. — Если уж я в эту самую «бузу» ударюсь, наш эвакогоспиталь, как он теперь именуется, придется расформировывать.

— Его следовало расформировать сразу же, как только ты была зачислена в штат.

Словно бы испугавшись собственной щедрости, с какой он наделил красотой крепкое тело этой рослой женщины, Всевышний тут же уравновесил свои старания скуластым, небрежно вытесанным, а главное, испещренным фурункулами лицом. Однако Евдокимке она как-то сразу понравилась. Причем настолько, что даже доверилась ей своим уличным прозвищем.