Флоузы

Инспектор взглянул и выразил сомнение в том, что выстрелы могли бы разодрать абажуры, сорвать подушки с диванов и занавеси с окон, а также обгрызть ножки у стола.

– Это собака, – ответил Петтигрю, – все это натворила собака, которую привезли на «скорой помощи». Инспектор засомневался еще сильнее:

– Вы хотите сказать, что весь этот погром устроила собака и что эту собаку привезла в ваш дом «скорая помощь»?

Петтигрю заколебался: скептицизм инспектора был заразителен.

– Я понимаю, что все это звучит странно, – согласился он, – но оно было похоже на собаку.

– Мне крайне трудно поверить, что одна только собака сама могла бы устроить подобный разгром, – сказал инспектор, – и если. вы утверждаете, что «скорая помощь»… – Его слова прервал вой, донесшийся из птичьего заказника. – О Боже, а это что такое?

– То самое, что разгромило мои дом, – ответил Петтигрю. – Оно сейчас в птичьем заказнике.

– Да уж, птичий заказничек, – протянул инспектор. – Судя по тому, как там воют, это скорее заказник кладбищенских привидений.

– Не думаю, чтобы привидения умели так выть, – как-то рассеянно возразил Петтигрю. Бессонная ночь, проведенная по большей части в кладовке, а потом – в темноте в разгромленном доме, не способствовала ясности его мыслей. К тому же подвывала и миссис Петтигрю. Она обнаружила, что все ее белье, лежавшее в спальне, тоже разодрано.

– Говорю вам, это была не собака, – кричала она, – а какой-то сексуальный маньяк. Он изжевал все мое белье! Инспектор с сомнением посмотрел на миссис Петтигрю.

– Ваше белье, мадам, может сжевать лишь… – начал он, но вовремя спохватился. У миссис Петтигрю оставалось только самомнение, и не стоило отнимать у нее последнее. – Вы не знаете, кто может иметь на вас зуб? – спросил инспектор. Петтигрю, не сговариваясь, отрицательно покачали головами.

– Мы всегда жили так тихо, – ответили они. То же самое сказали инспектору и во всех других домах, в которых еще были жильцы. Таких домов оказалось только четыре. В доме номер 1 супруги Рикеншоу не добавили ничего нового, но выразили благодарность за то, что напротив их дома постоянно стоит полицейская машина.

– Мы теперь чувствуем себя по-настоящему в безопасности, – сказали они.

Огилви не разделяли их мнения. Выстрел из дробовика, разнесший все стекла в их теплице, вызвал у них глубочайшее расстройство, о чем они и сказали инспектору.

– Куда идет мир, если простые законопослушные граждане не могут спокойно спать в собственных постелях?! – возмущался мистер Огилви. – Я напишу жалобу нашему депутату парламента, сэр. Эта страна катится в пропасть! – Похоже, – примирительно согласился инспектор. – Но вы уверены, что вашу теплицу сломала не собака?

– Совершенно уверен, – ответил Огилви. – Какая-то скотина выстрелила в нее из ружья!

Инспектор вздохнул с облегчением. Ему уже порядком надоело, что всю вину за происходящее на этой улице сваливают на собак. Однако миссис Симплон и не сваливала. Она все еще продолжала сидеть в смотровой яме гаража, под деревянной крышкой, и нервы ее напоминали такие же измочаленные тряпки, как те, во что превратилось белье миссис Петтигрю. Она порылась в сумочке, разыскивая сигареты, нашла одну и чиркнула спичкой в тот самый момент, когда полицейский инспектор, поблагодарив супругов Огилви за сотрудничество и выслушав в ответ от мистера Огилви выговор за неспособность полиции предотвратить обрушившиеся на них невзгоды, миновал ворота гаража Симплонов. Впрочем, точнее было бы сказать, что ворота миновали инспектора. Миссис Симплон поздно и дорогой ценой поняла, что смотровая яма, наполненная масляными пятнами и парами бензина – не лучшее место для курения. Сигарета, которую удалось ей отыскать, успокоила нервы миссис Симплон сверх всяких ее ожиданий. Последовала серия взрывов – вначале пропитанного бензином воздуха в самой яме, потом бензобака машины, стоявшей над ямой, и, наконец, двух полупустых емкостей из-под топлива для отопления дома. Уже после первого взрыва миссис Симплон потеряла сознание, а после третьего отлетела в небытие. Вместе с ней отлетели части гаража, машины и баков для топлива. Огненный шар, в котором все это крутилось и вертелось, вырвался оттуда, где были ворота гаража, стремительно промчался мимо головы инспектора и окончательно искалечил и без того пострадавший фасад дома Петтигрю. Посреди всего этого ада инспектор не потерял головы. Но, кроме нее, ему мало что удалось сохранить. Взрыв сорвал с него всю одежду, а что не сделал взрыв, то довершило пламя. Усы скорчились и обгорели. Черные полосы шли от сгоревших бровей к ушам, которые были такими красными, что казалось, несколько миллионов человек одновременно поминают инспектора недобрым словом. Полицейский стоял, весь покрытый гарью, обожженый, в одних только сапогах и форменном ремне.